тайнописи для доклада султану. Редко какому историографу выпадала возможность быть столь осведомленным о положении государственных дел как Абу-л-Фазлу, для которого не было особых причин сознательно искажать сообщаемые факты.

Значительное количество сведений, помещенных в «Истории Мас'уда», — это рассказы упомянутого Абу Насра Мишкана. Трудно «было бы найти более компетентный источник для освещения периода прошлого царствования и оставшихся для Абу-л-Фазла неизвестными фактов поры правления Мас'уда. Других своих устных информаторов он выбирал из числа свидетелей, на которых мог положиться. Называя их по имени, он рекомендует их с лучшей стороны в смысле достоверности показаний. «Как же я примусь за благословенную пору этого государя, ежели не удастся раздобыть те сведения; ведь будет обман, коль скоро они будут измышлены», — пишет Бейхаки, собираясь повествовать о детстве и юности Мас'уда. «Нелепо было бы писать что-либо похожее на неправду»... — говорит он в другом месте. Это придает его труду значение исключительно добросовестного, надежного и авторитетного источника, почему на него часто ссылались историки последующих веков, иногда цитируя его без указания имени автора. Пользуясь трудом Абу-л-Фазла Бейхаки в настоящее время, можно исправить немало ошибок и неточностей, допущенных более поздними хронистами.

Намеревался ли Абу-л-Фазл написать историю Газневидов еще задолго до того, как взялся за ее сочинение, или это делалось с какой-то другой целью, но он довольно рано начал собирать копии с. государственных документов, к которым был как-то причастен, копии с писем официальных лиц, частные письма, записи устных сообщений, сделанных ему разными людьми, записи стихов малоизвестных и совсем неизвестных в литературе поэтов и т. п. и хранить их в своем домашнем архиве. Когда же под конец своей служебной деятельности он потерпел крушение, дом его подвергся нарочитому разграблению[4] и личный его архив при этом либо погиб в общем разгроме, либо был со специальной целью изъят. На протяжении «Истории Мас'уда» Абу-л-Фазл не раз возвращается к этому печальному факту, горько сожалея об утрате дорогих ему документов. «Ежели бы мои бумаги и списки с подлинников преднамеренно не уничтожили, моя «История» предстала бы в ином виде. Да рассудит меня Аллах с тем, кто это содеял!» — восклицает он с болью.

Некоторые документы ему впоследствии все же удалось разными путями восстановить. К ним относятся копии с послания эмира Мас'уда к Кадыр-хану и двух вербальных нот, отправленных с послом, копия с послания халифа ал-Каима к эмиру Мас'уду, копия с присяжной грамоты Мас’уда на верность халифу, копия с послания Мас'уда к хорезмшаху Алтунташу и копии с реляций и донесений разных должностных лиц. Абу-л-Фазл поместил их в соответствующих главах «Истории Мас'уда» и тем самым придал ей еще большую ценность.

Сверх того, что уцелевшая часть труда Бейхаки является самой полной историей периода правления Мас'уда[5], в ней содержится еще много интересных сведений из истории государств Саффаридов и Саманидов, а также истории периода объединения туркменских племен под властью Сельджукидов. Особо важное значение труд Абу-л-Фазла имеет для восстановления истории народов, ныне населяющих среднеазиатские республики, входящие в состав Союза Советских Социалистических Республик. Сюда относятся сообщения Абу-л-Фазла о взаимоотношениях Газневидов с Хорезмом, с туркестанскими Илеками, с Сельджукидами и туркменскими племенами. Эти отношения, выливавшиеся в форму обмена посольствами, дипломатической переписки, заключения договоров и обязательств или открытых военных действий, направленных в конечном счете Газневидами к тому, чтобы не допустить Илеков и Сельджукидов перейти через Аму-Дарью и вторгнуться в Хорасан и области к югу от Мавераннахра, описаны довольно обстоятельно, с упоминанием таких деталей, каких опять-таки нельзя найти в других источниках. Встречаются в «Истории Мас'уда» и отдельные указания на взаимоотношения туркестанских Илеков с туркменами.

Картину жизни трудового населения, крестьян и городских ремесленников Абу-л-Фазл прямо не показывает, но судить о ней можно безошибочно по необузданной тирании правителей областей, по безудержному произволу и насилию, чинимыми налоговыми чиновниками при взимании податей и всяческих чрезвычайных поборах. Об этом наш автор говорит совершенно открыто. Всякая законность грубо попиралась, чиновники действовали близко к тому, как ведет себя вражеское войско в захваченном городе, отданном ему на разграбление. В этом не остается никакого сомнения, когда читаешь места, где Абу-л-Фазл останавливается на положении в Хорасане, житнице Газнийского царства, на завладение которой в первую очередь были направлены усилия Сельджукидов. Здесь особенно неистовствовал стоявший во главе гражданского управления этой провинции Абу-л-Фазл Сури. Бейхаки знакомит читателя с примерным перечнем подарков, присланных из Хорасана ко двору Мас'уда[6], лично для него, в рамазане 625/1034 г. сверх установленных налогов, поступавших в местную и общегосударственную казну. Стоимость этих подарков исчислялась в четыре миллиона диремов; такого рода подношения производились регулярно.

Обозрев подарки, Мас'уд обратился к финансовому чиновнику, рассказавшему этот случай Абу-л-Фазлу Бейхаки, со словами: «Добрый слуга этот Сури, будь у меня двое-трое этаких слуг, получалось бы много прибытку». — «Точно так, — ответил я, — но не решился сказать: надо бы спросить у хорасанских раиятов, благородных и простых, сколько им доставлено мучений, покуда заготавливали такие дары. Завтра объявится, каково будет последствие этого дела», — так заключил свой рассказ этот чиновник. Ответом была общая ненависть всех слоев населения в Хорасане к Сури и заодно к султану Мас'уду, потакавшему разбою своих чиновников. «Когда ему (Сури) развязали руки в Хорасане, — пишет Абу-л-Фазл, — он разорил всех вельмож и рейсов и отобрал у них без меры добра, а зло от его тиранства пало на бедняков. Из того, что он отбирает, он только пять диремов из десяти отдает султану». Сказанное можно, пожалуй, не пояснять — высшая администрация провинции грабила феодалов-помещиков и администрацию помельче, а те в свою очередь грабили трудовой народ. Отсюда понятно, что в Хорасане постоянно то тут, то там вспыхивали народные возмущения, которые правительству приходилось подавлять военной силой.

Обездоленные крестьяне и городские ремесленники покидали насиженные места и, не находя себе иного применения, все больше и больше умножали толпы нищих на базарных площадях, либо поступали в полки газиев и принимали участие в походах на Индию[7], а самые отчаянные и смелые пополняли ряды повстанцев или сбивались в шайки и занимались разбоем на больших дорогах. Об одной такой шайке, предводимой неким Кухандизи — правильно было бы в данном случае ее назвать не шайкой разбойников, а организованным и хорошо вооруженным отрядом партизан-повстанцев, нашедшим себе удобное для обороны укрытие в горах — рассказывает наш автор. Он же сообщает и о трагическом конце этого отряда, захваченного обманным способом в плен и уничтоженного до последнего человека по повелению султана