Абу-л-Фазл Бейхаки

История Масуда

1030-1041

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Деятельность Абу-л-Фазла Бейхаки[1], знаменитого дебира и главы государственного секретариата, протекала в период бурных событий, совершившихся в первой половине XI в. на обширном пространстве от Кашмира до областей Персидского Ирака, от Хорезма до р. Инда, где в течение нескольких десятилетий огнем и мечом было создано громадное государство под властью династии Газневидов. Едва успев подняться до апогея величия, это раздираемое классовыми противоречиями и освободительной борьбой покоренных народов государство, спустя полстолетия с его основания уже утратило свое могущество под неудержимым натиском объединенных туркменских племен. Эту очень недолгую, но весьма знаменательную эпоху[2] отобразил в своем историческом сочинении Бейхаки.

С той поры прошло 900 лет. Не много материальных следов осталось от эпохи первых Газневидов: одинокие развалины дворцов и мечетей, остатки мавзолеев и крепостных сооружений[3], разбросанных на территории исчезнувшего государства, небольшое количество реалий, собранных в музеях. Счастливей оказались письменные памятники духовной жизни. Из созданных в то время произведений великих ученых Абу Али ибн Сины и Абу Рейхана Бируни и других сохранились до наших дней главнейшие. Уцелел и начатый несколько ранее мировой шедевр «Шах-наме» Фердовси и сравнительно большое количество стихов плеяды придворных поэтов султана Махмуда, сына его Мас'уда и их вассалов, хотя из общей массы литературы в стихах и прозе, появившейся на свет в первой половине XI в., это составляет лишь небольшую часть, прочее погибло.

Пострадал, к сожалению, и написанный в начале второй половины того же столетия выдающийся труд Абу-л-Фазла Бейхаки: от него до нас дошло только около трети, все остальное было утрачено еще очень давно. Однако и уцелевший фрагмент свидетельствует о том, что автор совсем не напрасно указал в своей книге на ее внутренние достоинства. Она бесспорно является самым замечательным историческим трудом не только для своего времени, но и для более позднего средневековья, за исключением разве двух известных книг Та’рих-и-Джахан-гушаи Алааддина Ата Мелика Джувейни и Джами ат-таварих Фазлаллаха Рашидаддина, знаменитых историков монгольского периода.

Абу-л-Фазл не был зачинателем историографии на языке классического периода таджикской и персидской литературы. Исторические книги на языке фарси-дери писали уже давно, и для сочинения подобного рода произведений к годам его жизни уже установился определенный канон, строго лимитировавший их содержание в соответствии с пониманием исторической науки в те времена. Выработался и особый стиль исторического повествования на языке фарси, сжатый, сухой и бесстрастный, лишенный риторических прикрас. Суть содержания исторических книг, существовавших в его пору, Абу-л-Фазл охарактеризовал довольно метко. «В историях, — пишет он, — читают, что такой-то царь отправил такого-то военачальника на такую-то войну и что в такой-то день сразились или помирились и что этот побил того, а он сего, и на этом они разошлись».

И в самом деле, историография в странах Среднего Востока даже после арабского завоевания еще долгое время ограничивалась, главным образом, описанием жизни монархов и рассказами о походах и сражениях. Народные движения, охватывавшие огромные пространства, изображались в искаженном виде, с позиций господствующего класса. Что же касается быта народных масс или политического и экономического состояния того или иного государства, то эти вопросы писатели исторических хроник, за весьма редкими исключениями, обходили молчанием, как материю низкую, недостойную внимания читателей, которыми были преимущественно представители феодальной знати, по заказу и ради которой сочинялись исторические книги.

Совсем иначе понимал смысл и задачи бытописания Абу-л-Фазл Бейхаки. «В прочих историях, — замечает он, сопоставляя свой труд с аналогичными сочинениями других авторов, — нет такой пространности, ибо они смотрят на события проще и упоминают лишь небольшую их часть». Существовавшая в ту пору историография перестала удовлетворять Абу-л-Фазла и он, нарушая привычный канон, внес в нее ряд новшеств, которые сразу же доставили его труду превосходство над произведениями старых хронистов. Тем не менее, он все же оставался сыном своего века: превозмочь целиком исстари сложившуюся в историографии традицию он не мог. В сохранившейся части его «Истории», посвященной правлению султана Мас'уда, центральной фигурой от начала до конца является названный султан в окружении ближайших советников и высших государственных чиновников. Но и тут есть черта, которая отличает нашего автора от обычного типа придворного летописца, пишущего приукрашенную историю своего повелителя ради прославления его, в чаянии получить за то награду побогаче. Абу-л-Фазл заинтересован, как будто, больше в том, чтобы труд его сделался достоянием грядущих поколений, чем его современников. «Цель моя заключается не в том, — пишет он, — чтобы рассказать людям нашей поры о жизни султана Мас'уда; они его видели и осведомлены... Моя цель состоит в том, чтобы написать достойную летопись и возвести величественное здание, так чтобы воспоминание о нем сохранилось до скончания веков».

В книге Бейхаки уже нет сухой регистрации примечательных фактов редкими, бесцветными мазками, как у предыдущих хронистов, а есть насыщенный множеством деталей и подробностей красочный рассказ о них. Он хорошо сознает действенность индивидуальных черт человеческого характера и необходимость изображения их в историческом рассказе. Персонажи его книги уже не безжизненные манекены, носящие известные имена, титулы и звания и неведомо почему совершающие те или иные поступки. У него все главные действующие лица, кто в большей, кто в меньшей мере, выступают наделенные присущими им слабостями, страстями и добродетелями и потому предстают перед нами как живые люди. Абу-л-Фазл понимает и значимость мелких, на первый взгляд, незначительных фактов и обстоятельств, которые в известный момент могут послужить непосредственным поводом и толчком к крупным, исторически назревшим событиям.

Абу-л-Фазл Бейхаки в общей сложности провел около 25 лет на службе в государственном секретариате или иначе посольском диване (диван-и рисалат), занимая последовательно должность помощника начальника и затем главы этого учреждения. Служба в этой «сокровищнице тайн», как тогда секретариат называли в обществе, естественно, ставила его в положение полной осведомленности в вопросах внутренней и внешней политики первых Газневидов. Все важные государственные документы, в том числе дипломатические, секретная шифрованная переписка со своими послами, с наместниками в оккупированных областях и с тайными и явными информаторами проходила через его руки. «Я сам переписывал набело послания к халифу, к туркестанским ханам и окрестным князьям, сам расшифровывал тайнопись», — замечает он с гордостью. Это значит, что ему поручали окончательную литературную обработку и переписывание набело каллиграфически, что считалось большим искусством, черновые наброски документов, составленных его начальником и ментором Абу Насром Мишканом, и что он делал переводы