Оказалось, на репетицию она спешила зря. Партнер по сцене слег с гриппом, режиссер разозлился и на завтра вызвал других актеров. Но сегодня день был потерян. Впрочем — для спектакля, но не для нее. Она купит себе мороженое и пойдет гулять в городской сад. Почему бы и нет?

Эльза любила этот парк. Высокие черные фонари, кованая ограда — точно такую она видела на фотографиях послевоенного Парижа. Чудесный фонтан, в котором, как считают местные дети, всегда живет радуга. Рядом милая беседка и небольшие мраморные львы. В беседке фотографы сдают напрокат красивые платья с кринолином. А львы, говорят, уцелели после войны в одном совершенно разрушенном доме, и их перенесли сюда. Теперь звери лежат по обе стороны аллеи, и на них любят фотографироваться подружки-подростки. У нее тоже есть такое фото с одноклассницей, сделанное в те счастливые времена, когда мама еще была с ней…

Эльза остановилась, открыла сумку и надела солнечные очки — чтобы спрятать слезы, снова навернувшиеся на глаза. И в тот же момент решила, что зайдет в гости к отцу. Ведь давно не виделись, есть пара свободных часов, и он, может быть, будет рад.

Отец, человек черствый и педантичный, по-своему ее любил. Наверное. Эльза скорее понимала это, чем чувствовала. Чувств между ними было крайне мало, и еще меньше их стало после того, как они остались без мамы. Об этом можно было лишь молчать, уже много лет. И они молчали.

Эльза шла по дороге, поднимавшейся наверх: район, где жил отец, находился на вершине холма. До замужества Эльза прожила тут восемь лет. Дом был куплен через полгода после того, как исчезла мама. Без нее старая квартира была просто невыносима, и отец так и продал ее: с занавесками, подвязанными бантами, с репродукциями Моне на стенах, вазами и многочисленными комнатными цветами, расставленными по полу и подоконникам. В новом доме он сделал совсем другой ремонт: выкрасил стены в светлые тона, купил простую темную мебель, а вместо кресел расставил везде стулья и табуреты. Тут не было места бантам и цветам. Цветы появлялись только в комнате у Эльзы, и только после театральных премьер. Отец всегда хмурился и, под предлогом уборки, выбрасывал букеты раньше, чем они успевали завянуть.

Цифра пятнадцать на железных воротах, синяя кнопка звонка, глухой высокий забор. Вот она и пришла. Кстати, предыдущая их квартира была под номером девять, а та, в которой она живет сегодня — двадцать первая. Такая вот судьба на нечетные числа. С числами у Эльзы всегда были странные отношения. Не то чтобы она верила в нумерологию, нет. Просто чувствовала, что, когда числа появляются в ее жизни, то как-то на нее влияют. Особенно их четность и нечетность. Вот со Стасом они поженились второго — плохим было это число, но никто ж ее не слушал. А сама она родилась одиннадцатого — и счастливо выпутывается из любых передряг. По крайней мере, до сих пор было именно так.

Эльза нажала на кнопку звонка, подождала, нажала еще раз. Отец, посмотрев в глазок, открыл. И, вместо приветствия, как обычно, бросил колючую фразу.

— Ну, чего пришла? Яблоки закончились?

— Да, поэтому, конечно.

Эльза улыбнулась, и, встав на цыпочки, чмокнула его в щеку. Но настроение уже улетучилось — отец умел испортить его в одно мгновение. Своим недовольством он отравлял все вокруг, и бороться было бесполезно. В этом смысле Эльза совершенно не понимала маму: в ее воспоминаниях она была веселая и жизнерадостная. Как она выбрала отца? Почему жила с ним? Загадка.

Алексей Марин в свои неполные шестьдесят был худым, лысоватым и уже сильно сутулым мужчиной в больших квадратных очках с затемненными стеклами. Двигался он нервно, разговаривал резко, тоном, не терпящим возражений, при этом часто и быстро жестикулировал несколько крупными для его комплекции руками. Поэтому первое впечатление о нем соответствовало основной профессии — он преподавал в университете физику. Впрочем, зарабатывал он, конечно, не этим, а продажей каких-то сомнительных приборов сомнительным людям. «Второе лицо» отца проявлялось, когда он снимал очки. Узкий разрез темных глаз был похож на недобрый прищур, а взгляд — оценивающий и холодный — выдавал в нем мизантропа, что тоже, в общем, было правдой, и соответствующим образом отражалось на его жизни.

Родитель шел впереди, по дорожке, которая вела через сад прямо к маленькой деревянной веранде, как гнездо, прилепившейся сбоку дома и имевшей отдельный вход. Там в бочке хранилось вино, а в ящике рядом — яблоки. Отец осенью покупал их, протирал старым полотенцем и каждое заворачивал в газету: считал, что так они лучше хранятся. Эльза смотрела на сгорбленную спину родителя и медленно начинала злится — ну вот сейчас он чем недоволен? Отец всегда создавал вокруг себя тяжелую обстановку: из-за его мрачности и вечных претензий в юности Эльза мечтала только об одном — поскорее выйти замуж. А, впрочем, старый он уже, и, наверное, совсем не счастливый… При этой мысли злость, как обычно, уступила место жалости. Эльза прошла по дорожке дальше и вошла в центральную дверь дома, чтобы принести из кухни стаканы.

— Самое время выпить вина на природе, да, пап?

Отец вроде даже улыбнулся. Налил вина. Эльза с хрустом откусила румяный полированный бок яблока.

— Иди помой, они ж в газете были.

На мгновение она почувствовала себя подростком.

— А со свинцом вкуснее! Острее чувствуешь жизнь.

Отец налил вина, они чокнулись. Эльза отпила глоток: вкусно, очень вкусно. Вино отец делает сам, и делает мастерски — несмотря на свою ученую степень. В его семье все умели выбирать виноград и делать вино. Жаль, Эльза никогда не видела деда с бабушкой, оба рано умерли, а отец рассказывал о них неохотно и мало. Как, впрочем, и обо всем остальном.

— Как дела у твоего муженька?

Стаса отец не любил, хотя брак с ним одобрял. А может, и сам с трудом понимал, что такое счастье?

— Он работает, пап, занят. А я случайно зашла — репетицию отменили, тебя увидеть давно хотелось, и вот…

— Ладно, увидела уже. Давай, не прохлаждайся: двигай домой, мужу ужин готовить.

Эльза допила оставшееся в стакане вино и взяла кулек с яблоками, который собрал ей с собой отец.

— Спасибо.

— Иди уже.

Домой она пришла раньше обычного и была уверена, что никого нет, но внизу заметила машину мужа и удивилась. Странный сегодня день! Обычно Стас раньше девяти не приезжал, а если «с переговорами», то и того позже. «Переговорами» Эльза с иронией называла встречи с партнерами, которые часто проходили в саунах или ресторанах, и на которые муж ее с собой не брал. Не то, чтобы она хотела походить в купальнике перед его коллегами, но как-то уж очень демонстративно это делалось. Даже в компании он любил поговорить о том, что «никуда не берет с собой жену, она ж не эскорт».

В этом смысле Стас был достойным сыном своего отца: тот только лет десять как перестал вкладывать деньги в золотые цепи на шее. Тогда-то свекор и купил два больших автосервиса, один из которых подарил сыну на 25-летие. В тот год Эльза познакомилась со своим будущим мужем. Первое время Стас был очень внимательным: приносил цветы на все ее спектакли, ждал после репетиций у проходной театра, дарил украшения. Через полгода после свадьбы вся романтика исчезла. Это было немного обидно, но, в целом, не так уж важно — этот брак Эльза расценивала, в первую очередь, как удобный вариант жизни, самостоятельной от отца. Правда, в последнее время «удобства» поубавилось: муж, приходя домой нетрезвым, все чаще затевал скандалы на тему о том, почему у них нет детей. Трезвый же никогда не заговаривал об этом. Все годы брака Эльза исправно пила противозачаточные таблетки, пряча их во внутреннем кармашке сумочки. Она точно знала: с этим мужчиной детей у нее не будет. Ведь детей нужно воспитывать в любви.