Задыхаясь и понимая, что все равно опаздывает, Софья вылетела на эспланаду, откуда открывался чудесный вид: над жемчужным морем зависли ажурные белые облака. И тут со стороны великокняжеского дворца послышались фанфары, а часы на старинной башне пробили половину.

Софья внеслась в вестибюль музея изящных искусств, когда часы показывали тридцать семь минут девятого. Узрев себя в зеркале, ужаснулась – десять минут кросса по закоулкам княжества не прошли бесследно для ее прически. Она раскрыла сумку, отыскивая расческу. Раздались шаги, и Софья услышала удивленный голос:

– Софья, вот вы где! Мадам фон Лаутербах и ее гости ожидают вас!

Личная секретарша Эстеллы в беспокойстве взглянула на молодую женщину. Софья, в растерянности, выпустила из рук сумочку, и на мраморный пол из нее полетели всевозможные вещицы: записная книжка, пудреница, портмоне.

– Мне очень жаль, – заикаясь, произнесла Софья.

Секретарша, критически осмотрев ее, произнесла:

– Вы же знаете, что мадам не любит ждать! Так что прошу вас следовать за мной!

Если Эстелла послала на ее поиски секретаршу, то это означает только одно: директриса вне себя от злости. Наскоро запихав в сумочку разлетевшиеся предметы, Софья спешила за секретаршей. Наконец оказалась около заветной двери, украшенной золоченой табличкой «Директор Музея Изящных Искусств Великого княжества Бертранского Эстелла фон Лаутербах».

Сжалившись, секретарша подошла к своему столу, вынула из ящика зеркало и расческу и протянула их Софье со словами:

– Приведите себя в порядок!

Затем она сняла трубку внутреннего телефона и сладким голосом произнесла:

– Мадам, Софья прибыла. Прикажете проводить? – Выслушав короткие наставления начальницы, секретарша повесила трубку и пояснила: – Вам велено подождать.

Софья тяжело вздохнула: значит, Эстелла решила сделать своим заместителем кого-либо другого. Всего лишь семь минут опоздания и... Но для мадам директрисы это было подобно святотатству и измене родине. В музее царили неписаные законы, соблюдать которые был обязан любой и каждый.

Опустившись на жесткий стул (по личному распоряжению директрисы из приемной убрали мягкие кресла), Софья сцепила руки и задумалась о том, что может произойти. Эстелла ведь способна и уволить ее, одного ее слова достаточно, чтобы карьера молодой княгини Ноготкофф-Оболенской завершилась! Музей изящных искусств в Бертране был одним из наиболее авторитетных заведений подобного рода в Европе. Когда полтора года назад ей предложили место, то Софья, не задумываясь, согласилась. Эстелла фон Лаутербах, которая в течение последних одиннадцати лет возглавляла его, по праву считалась одной из самых влиятельных (даже, вероятно, самой влиятельной) дамой в мире искусств Старого Света. Она была ведущим мировым экспертом по эпохе Ренессанса. Племянница княгини Луиза-Аврора, кузина нынешнего правителя карликового государства, Клода-Ноэля, являлась ее закадычной подругой, Эстелла была знакома с миллиардерами, коронованными особами и звездами шоу-бизнесами, не говоря уже о том, что регулярно навещала Сальвадора Дали и Пикассо. Вызвать гнев Эстеллы означало одно: навсегда стать парией. И Софья была сейчас твердо уверена, что приложила все усилия, чтобы это произошло. Эстелла не просто уничтожала тех, кто смел вызвать ее недовольство, она давила их, как тараканов: как-то она отозвалась о творениях одного художника короткой фразой: «Примитивная мазня», – и все галереи отказались выставлять его работы. А вина несчастного заключалась в том, что он имел неосторожность на одной из вечеринок сделать колкое замечание о внешности Эстеллы. Насколько Софья знала, бедняга, разорившись, попытался покончить с собой, но его откачали, закончил же свои дни бывший художник в сумасшедшем доме. Собственного предшественника на посту директора музея Эстелла, тогда его заместительница, свалила при помощи интриг. Анонимы титуловали ее «императрицей Эстеллой Грозной» и «Екатериной Медичи бертранского искусства».

Софья, тщетно пытаясь унять страх, замерла на стуле. Раздался пронзительный звонок внутреннего телефона. Секретарша подняла трубку и скомандовала:

– Мадам фон Лаутербах ожидает вас!

Чувствуя легкое головокружение, Софья подошла к двери и потянула ее на себя. Что ж, она станет еще одной жертвой Эстеллы. Терять ей больше нечего!

* * *

Тяжелая дверь (ходили слухи, что Эстелла намеренно заказала подобную) бесшумно открылась. Софья, пытаясь изобразить на лице радостную улыбку, шагнула в кабинет директрисы.

За те полтора года, что она жила и работала в Бертране, ей посчастливилось побывать в святая святых всего два раза: за день до того, как она получила место, и несколько месяцев назад, когда Эстелле исполнилось пятьдесят и все сотрудники в столь знаменательный день явились поздравлять «императрицу».

Кабинет был огромным и с видом на море. Одна из стен была стеклянной, в помещение проникали ласковые лучи средиземноморского солнца. На белых стенах красовалось несколько полотен известных импрессионистов. Софья выпустила из пальцев ручку, и дверь с оглушительным ударом захлопнулась.

Эстелла восседала за большим столом, на котором каждый документ имел свое место. Директриса, облаченная в черный костюм (и только на отвороте воротничка сияла рубинами затейливая брошь), уставилась на Софью сквозь стекла очков без оправы. Прическа «императрицы» была идеальной, тонкие губы плотно сжаты, бледные пальцы покоились на кожаной папке.

По правую и левую руку от директрисы замерли ее гости – двое мужчин. Один из них, смуглый, с тонкими усиками, походил на латиноамериканца, другой – полный, с большой лысиной и крупным орлиным носом, чем-то напоминал недавно скончавшегося знаменитого режиссера Альфреда Хичкока.

– Мы рады, мадемуазель Ноготкофф-Оболенская, что вы не заставили нас ждать еще дольше, – процедила Эстелла, и у Софьи перед глазами поплыли черные круги. – Прошу вас, садитесь!

Софья прошествовала к старинному креслу, которое находилось напротив Эстеллы. Едва она опустилась в него, последовал первый вопрос. Южноамериканец произнес его на неплохом французском:

– Итак, вы обучались в Риме и Нью-Йорке... – Гость одобрительно покачал головой и продолжил: – Что ж, в свои двадцать пять лет вы можете предъявить отличный послужной список: практика в галерее Уффици, стажировка в венской Альбертине и русском Эрмитаже.

– А также в Лувре, музее Гугенхейма и мадридском Прадо, – добавила Эстелла.

Софья с удивлением посмотрела на директрису – неужели та решила ей помочь?

Слово взял господин с внешностью Хичкока:

– Мадемуазель, предположу, что вам известно: скоро в столице южноамериканской республики Коста-Бьянка откроется выставка драгоценностей династии Гримбургов, правителей Бертрана. По причине внезапной болезни заместителя куратора этой выставки мы, организаторы, оказались в затруднительном положении.

Эстелла, внезапно улыбнувшись, произнесла: