регионах и периодах истории, выбранных потому, что они содержат хорошо документированные примеры с различной частотой войн: Рим, императорский Китай, монголы, Япония, средневековая и современная Европа, доколумбова и Латинская Америка, мировые войны, а также недавние войны в Америке и на Ближнем Востоке. Хорошо документированные - это значит, что существует большое количество письменных свидетельств, но многие общества не оставили таких свидетельств. Я сожалею, что по причинам длины, языка и личного истощения я обошел вниманием исторические войны Южной и Юго-Восточной Азии, а также классической Греции. Я не утверждаю, что мои данные являются репрезентативной выборкой войн. Это невозможно сделать, поскольку общее число войн остается неизвестным, а многие известные зафиксированы лишь в минимальной степени, как, например, колониальные войны. Я имею дело с последовательностями войн, поскольку войны редко происходят поодиночке, а прошлое сковывает настоящее. Это и есть тирания истории. Я привожу простые статистические данные там, где они доступны. Основное внимание я уделяю межгосударственным войнам, но поскольку они часто связаны с гражданскими и внегосударственными войнами (войнами с участием негосударственных соперников), я рассматриваю и их, где это уместно и где имеются данные. Военная мощь также используется для внутренних репрессий, которые были необходимым условием для того, чтобы правители вообще могли вести какие-либо войны, но я не буду подробно останавливаться на этих репрессиях.

В ходе истории война, очевидно, претерпела огромные изменения в вооружении, технике и организации. За последние несколько столетий смертоносность оружия росла в геометрической прогрессии, в ХХ веке к ней добавилась разрушительная сила авиации, а в XXI веке - кибервойна. Это потребовало серьезных изменений в военной организации и тактике. Организация государственных армий стала намного сложнее, а характер боя принципиально изменился. Свирепые убийства "тело в тело" частично уступили место "бездушным" убийствам на расстоянии. Солдаты больше не стоят в бою прямо. Если бы они стояли прямо, то были бы уничтожены. Современные солдаты рассредоточиваются небольшими подразделениями по большим полям сражений, ищут укрытия, живут под землей - вполне успешно, так как их потери не увеличились, несмотря на гораздо более смертоносное оружие. Военная медицина добилась значительного снижения числа умирающих от ран, что сопровождается более глубоким осознанием психических заболеваний. Однако оружие, особенно воздушное, увеличило число жертв среди гражданского населения, и теперь уже обычным делом стало определение всего населения страны как врага. В современный период политические и религиозные идеологии, оправдывающие войну, все глубже проникают в социальную структуру. Наконец, наши свидетельства значительно расширились в результате современного всплеска грамотности, добавившего к повествованиям летописцев более ранних периодов записи рядовых солдат и социальные опросы.

Напротив, причины войн и характер решений, принимаемых в ходе войны и мира, изменились гораздо меньше. Наибольшие различия наблюдаются между разными типами войн. Я выделяю агрессивные, оборонительные войны, а также войны с взаимными провокациями или эскалацией. Я также выделяю четыре основных типа агрессивных войн: (1) набеги, (2) использование военной мощи для изменения или укрепления режимов за рубежом с целью сделать их послушными, что является формой косвенного империализма, (3) завоевание и прямое господство над клочками пограничной территории и (4) завоевание и прямое господство над территориальными империями. Очевидно, что агрессивная война ведет и к обороне со стороны тех, на кого нападают, в то время как во многих войнах смешиваются элементы более чем одного типа. Важным является также различие между симметричными и асимметричными войнами, т.е. между войсками, близкими к равным по силе, и грубо неравными. Каждый из этих типов войн на протяжении веков имел определенные общие черты, что позволяет делать обобщения. Но есть исторический контраст между набегами и имперскими завоеваниями, с одной стороны, и сменой режимов и отторжением территорий - с другой. Первая пара за последние десятилетия практически исчезла с лица земли, а вторая продолжает существовать.

Как социолог я придерживаюсь двух методологических принципов: с одной стороны, необходимость аналитической и концептуальной строгости, которая неизбежно обобщает, с другой - необходимость постижения эмпирической реальности, которая неизбежно разнообразна. Между ними всегда существует напряжение, я надеюсь, творческое напряжение. Я начинаю с универсальных понятий и одного почти универсального предположения, лежащего в основе моего исследования. Я исхожу из того, что мы, люди, стремимся увеличить наши ценные ресурсы - материальные блага, удовольствия, знания, социальный статус и все остальное, что мы можем ценить, - или, по крайней мере, что достаточное количество нас делает это, чтобы придать человеческому обществу его динамизм, его историю. А для того чтобы сохранить или увеличить свои ресурсы, нам необходима власть, определяемая как способность заставить других делать то, что в противном случае они не стали бы делать.

Существует два различных аспекта власти. Во-первых, власть позволяет одним людям достигать своих целей путем доминирования над другими. Это "власть над" другими, называемая распределительной властью или доминированием, и она порождает империи, социальное расслоение, социальные классы, гендерное и расовое доминирование. Все это является движущей силой войны. Во-вторых, власть позволяет людям сотрудничать друг с другом, добиваясь того, чего они не могли бы достичь по отдельности. Это и есть "власть через" других, или коллективная власть. Развитие человечества было бы невозможно без коллективной власти, без сотрудничества людей для достижения своих целей, в то время как почти во всех известных обществах существовали распределительные властные отношения, т.е. социальное расслоение. Коллективная и распределительная власть тесно переплетены, особенно в сознании правителей, которые обычно утверждают, что их власть над другими осуществляется на благо всех, подобно тому как империалисты утверждают, что они несут блага цивилизации завоеванным народам - как это делали китайские, римские, европейские, советские, а теперь и американские правители.

В томах "Источники социальной власти" я выделял четыре источника власти: идеологический, экономический, военный и политический. В эту схему я также внес три корректировки. Во-первых, я различаю политическую власть, осуществляемую внутри страны, и "дипломатическую", мирную геополитическую власть, осуществляемую за рубежом. Во-вторых, я объединяю идеологии и эмоции, поскольку и те, и другие превосходят эмпирическое знание. Идеологии и эмоции "заполняют пробелы" между фрагментами научно и эмпирически устанавливаемого знания. Мы не обладаем объективным знанием о мире, поэтому действуем с помощью обобщенных смысловых систем (таких как либерализм, консерватизм, национализм, религия или семейные ценности) и эмоциональных привязанностей. Эти два понятия взаимосвязаны, поскольку сильные идеологии приводят к сильным эмоциям. В-третьих, я рассматривал эти четыре источника власти как средства достижения тех целей, которые ставят перед собой люди. Я и сейчас так считаю, но теперь я прямо добавляю, что власть может рассматриваться как самоцель, о чем я расскажу чуть позже.

Контроль над этими властными ресурсами является основным способом побуждения