— Почему ты это сделал?!

— Я видел, как Лола под столом отдает котлеты Кокки, — сказал Тео, — много раз, и это неправда, что у нее болезнь крови и что поэтому нам не дают мяса.

Снова повисла пауза.

— Ложитесь, — сказал наконец отец Лолы, его тон уже не был грозным.

И он ушел.

Мы погасили свет, легли в постели, и Тео разрыдался, как рыдают люди, которые сожалеют о содеянном, но уже слишком поздно.

Нам было по одиннадцать лет, когда мы с Томом впервые сбежали.

Вместе с другими воспитанниками Приюта мы пошли в музей естественных наук в сопровождении госпожи Марианны Г. — воспитательницы, ходившей все время с каким-то ошеломленным видом. У госпожи Марианны Г. были толстенные щиколотки, кожа на них была так натянута, что казалось, будто ее не хватает на весь этот жир.

Госпожа Марианна Г. была в общем-то милая. Она смотрела на витрину с засушенными белыми и черными бабочками и рассказывала нам, что после индустриальной революции и начала использования угля стволы деревьев, на которых жили эти бабочки, потемнели из-за дыма и птицы не видели черных бабочек и ели белых; благодаря этому камуфляжу черные бабочки находились в более выгодном положении и в итоге чаще выживали, ведь они лучше приспособились к окружающей среде. Это и есть Естественный отбор.

— Давай свалим отсюда! — сказал Том.

И мы направились к выходу.

* * *

— Куда ты хочешь пойти? — спросил он.

— Просто прогуляться, — ответил я.

Обретя свободу, мы долго бродили пешком. А потом проголодались.

Мы вошли в супермаркет. План был прост: съесть что-нибудь внутри и уйти.

Мы обсудили меню: он предложил чипсы с сыром, я — печенье с шоколадной начинкой.

Больше всего мне нравилось разделять два печенья и слизывать шоколадную начинку. Вкуснятина.

— Сначала чипсы, — сказал Том.

Мы открыли большую пачку. Он набил в рот столько чипсов, сколько смог запихнуть, и начал жевать. И так несколько раз. Он уже стряхивал с подбородка крошки, когда увидел, как к нам направляется какой-то парень.

Охранник ткнул в открытый пакет огромным указательным пальцем. Он знал ответ, но все равно спросил, собираемся ли мы за это платить. Мы знали, что нас поймают, но все равно как дураки бросились бежать.

Из супермаркета нас забрала госпожа Марианна Г., и в тот момент ее ошеломленный вид был вполне уместен.

Наш первый с Томом побег не продлился и двух часов.

Когда нам было по двенадцать, господин Франк М. о нас позабыл. И что странно, мы о нем тоже. Как будто времени, проведенного с ним, не существовало. И даже когда мы встречали бегущего по коридорам Приюта плачущего мальчишку, мысль о том, что он вышел из кабинета господина Франка М., не приходила нам в голову.

Наша память поместила папку Франк М. в архив, который более не был нам доступен.

* * *

Мы с Томом вернулись из нашего четвертого побега, самого длинного. «Еще одна такая выходка, и вы отправитесь в исправительную колонию», — предупредила госпожа Марианна Г.

И последовавшая выходка была эффектной…

В Приюте жил один парень, исключительная сволочь. Его звали Фред, он был на год нас старше и считал себя лучше нас всех, вместе взятых.

А был он первосортным подонком. Мы знали друг друга давно, еще с другого Приюта. Еще там он сделал мне одну гадость.

Мне было восемь, наступило Рождество.

Под Рождество многие люди вдруг вспоминают о нашем существовании и присылают нам подарки. Некоторые занимаются благотворительностью, потому что им причинили боль, а некоторые — потому что у них совесть нечиста. От этих двух типов «благодетелей» обычно и приходят самые хорошие подарки.

Часто получалось, что подарков больше, чем воспитанников, но каждый мог получить только один подарок, остальные же прятались до дней рождений. Никто никогда не знал, что именно в каждой коробке, и шансы, что там окажется суперская игрушка или какая-нибудь фигня, были одинаковыми.

В то Рождество кому-то причинили очень сильную боль или кто-то сделал что-то совершенно ужасное, потому что мне достался восхитительный подарок — новехонькая фигурка Супермена. С шестью шарнирами, ярко-красным и очень мягким плащом, а еще к нему прилагался серый костюм, чтобы переодевать Супермена в Кларка Кента. Это был, без сомнения, самый прекрасный подарок на свете, и все мальчишки собрались вокруг меня, чтобы его рассмотреть.

— Ты не заслужил такого подарка, — сказал Фред, уже в то время подонок.

Все посмотрели на нас, я прижал фигурку к груди.

— Ты его не заслуживаешь, — повторил он.

— Почему? — спросил я, еще сильнее прижимая фигурку.

— Потому что ты еврей! — заявил Фред.

— Это неправда! — запротестовал я. — Я не еврей!

— Конечно, правда! Только посмотри на себя!

Все вокруг молчали.

— Рождество, — сказал Фред, — это день рождения Иисуса, и поэтому МЫ, христиане, дарим подарки. А ВЫ, евреи, убили Иисуса. И с чего это ты должен получать подарок на день рождения парня, которого вы убили?

Что я мог ответить?

— Отдай его мне! — сказал Фред, глядя на моего Супермена.

Я помотал головой.

— Отдай, или я возьму сам, — пригрозил он.

Я с самого начала знал, что битва проиграна, но опять помотал головой. Тогда он на меня набросился.

Я держал Супермена так крепко, как только мог, но в конце концов выпустил его из рук, чтобы защищаться. Драка длилась довольно долго — пока нас не разняли. И когда все закончилось, Супермен лишился своего плаща и одной ноги.

Этот Фред был настоящим первосортным подонком.

Когда мы вернулись из нашего четвертого побега, все восхищались Томом и мной. Все просили рассказать о побеге, который длился почти два дня.

И мы рассказывали.

Однажды вечером в столовой один малый девяти лет, по имени Артур, подсел к нам с Томом. «Как там, на Лазурном Берегу?» — спросил он, и в его глазах сверкало синее море. Мы немного приукрасили нашу ночевку на холодной парковке, и она превратилась в стремительную поездку на машине и приключения на юге.

Глаза мальчишки становились все больше по мере того, как росла наша ложь. Да-да, мы гнали машину всю ночь напролет и не останавливались, пока не добрались до пляжа. В тот день я понял: чтобы кого-то осчастливить, нет ничего лучше хорошей небылицы. Во всяком случае, сладкая ложь лучше горькой правды.