Все, на что я оказалась способна после этих усилий, — это меланхолично проваляться на диване всю оставшуюся часть дня, приходя в себя после одиннадцатичасового перелета из Нью-Йорка, обернувшегося для меня еще одним последствием — красными воспаленными глазами. Вот бы раз и навсегда отменили все ночные рейсы. У меня едва нашлись силы лечь, не говоря уж о том, чтобы наскрести их и подняться с дивана. Если бы не Хелени, заявившая вдруг:

— Надо отпраздновать твой приезд! Вечером идем на милонгу.

(О… Как раз то, что мне нужно! Сходить куда-нибудь вечером. Но что такое «милонга»[4]?)

— Прекрасно! — отреагировала я, проворно приняв вертикальное положение.

Правда, взглянув на себя в зеркало, я представила кровать, однако Хелени даже слушать не захотела моих жалоб. Экстремальная ситуация (опухшие глаза) требовала решительных мер (толстого слоя макияжа). Меры были приняты.

— Что я вижу! Ты случайно оставила кусочек кожи, не покрытый штукатуркой!

Комментарий Жака. Считает себя таким остроумным! Я промолчала.

И потащилась за ними к двери.

— Мы ведь не слишком поздно вернемся, чтобы привести себя в порядок? — жалобно уточнила я.

— Ночь еще только началась! — звонко рассмеялась Хелени.

Я взглянула на часы: уже больше полуночи, вторник. Интересно, сколько тут длится ночное веселье и когда заканчивается? Нью-Йорк — город, как известно, бессонный. Однако все мои тамошние знакомые в час ночи, во вторник, уютно посапывают под своими пуховыми одеялами.

Мы запрыгнули (то есть они запрыгнули, я плюхнулась) в их «рено-клио» и направили машину в сторону района Алмагро. По дороге сестра рассказала, что раньше здесь располагался самый большой мясной и продуктовый рынок Буэнос-Айреса, а теперь это один из главных цветочных районов. Место для стоянки Жак нашел на расстоянии нескольких плохо освещенных и еще хуже заасфальтированных улиц от того заведения, куда там они решили меня привезти.

— Осторожно! — вскрикнула Хелени, когда я, оступившись, чуть не вывихнула лодыжку. Ступила в ямку, которую в темноте просто не заметила.

Ухабистый путь впотьмах вел нас к какому-то похожему на спортивный клуб зданию.

— Вот мы и пришли! Клуб «Алмагро»! — хором воскликнули моя сестра и ее муж. Оба были как-то странно возбуждены.

С чего бы? Что можно найти захватывающего в посещении спортивного клуба в половине второго ночи? Однако я не выказала недоумения, а просто кивнула и улыбнулась, что было отнюдь не просто в столь поздний час. Мы остановились у входа купить билеты, и я уловила довольно сильный запах пота и хлорки. Оставалось надеяться, что я испытываю приступ галлюцинации, вызванный серьезным недостатком сна.

Отделяющая нас уж не знаю от чего дверь была стеклянной. Изнутри ее выкрасили в черный цвет, и местами краска облезла. Из комнаты доносился приглушенный звук музыки, абсолютно мне незнакомой.

— Что, черт возьми, там такое? — поинтересовалась я у Хелени.

— Танго! — сияя, ответила она.

«Легко на помине!» Вот уж не ожидала я получить первые впечатления от танго столь скоро. Мое любопытство разыгралось так сильно, что я даже забыла зевнуть.

— А это милонга, — пояснила Хелени, когда мы вошли.

Нашему взору открылся ярко освещенный танцпол в самом центре помещения. На нем толпились люди. Точнее — танцевали. Но теснота была такая, что напоминала о сардинах в банке. Я не знаю всех движений танго, но то, что исполняли пары, лишь отдаленно наводило мысль на танго. Такого я не ожидала. Да, Буэнос-Айрес действительно далеко, но я и не подозревала, что этот город — на другой планете! Те, кто не танцевал, либо сидели за столиками вокруг, либо стояли у бара в углу. Почти каждый, не занятый танцем, курил. Мои глаза тут же начали нещадно слезиться. Из-за тусклого света и дыма трудно было что-либо рассмотреть более подробно. Впрочем, это не имело ровным счетом никакого значения. И меня захватило творящееся перед моими глазами действо.

До той ночи я имела весьма смутное представление о танго, знала лишь, что это парный танец. Однако я, оказывается, не понимала истинного значения этих слов, пока не увидела собственными глазами волшебный трюк: двое непостижимым образом становились одним целым. Я наблюдала, как партнеры не просто заключают друг друга в объятия, а буквально сливаются. Мне невольно вспомнился древний миф о гермафродитах. Все эти люди на танцевальном кругу были не просто обычными танцующими мужчинами и женщинами. Нет, это были новые существа, рожденные от союза пожилых мужчин с совсем юными девушками, рослых женщин с невысокими мужчинами, худощавых мужчин с пышнотелыми дамами, и так далее и тому подобное. И каждая пара соединялась абсолютно разными точками тела. В некоторых парах это была грудь. Кто-то танцевал щекой к щеке, а иные утыкались друг в друга лбами, словно телепатически передавая партнеру танцевальные па. Какие-то тела сочетались столь идеально друг с другом, что, казалось, им для этого не требовалось никаких усилий. В других случаях ощущалось их усердное старание. Одни двигались в элегантной и даже несколько чопорной манере, в то время как другие исполняли некий нешуточный акробатический номер, с трудом удерживая равновесие: женская половина существа начинала вдруг изгибаться и покорялась мужской половине, прижавшись грудью к его груди и выразительно выставив нижнюю заднюю часть туловища. Несколько пар выглядели особенно экзотично — роль женщины в них явно превалировала. В воздухе витала какая-то необъяснимая магия и гармония — никто не падал, никто никого не задевал. Сложность и ритм режиссировали всю обстановку.

Я обратила внимание на лица. Практически все женщины танцевали с закрытыми глазами, и на губах каждой блуждала самая чудесная улыбка из всех, когда-либо мной виденных. Мужчины же в основном были серьезны. Может быть, они были полностью погружены в какие-нибудь глубокие размышления? Или у них просто что-нибудь болело? Лишь время от времени лбы их разглаживались, и тогда казалось, будто они внезапно взмывали на седьмое небо. Иногда все это сопровождалось непонятной ухмылкой, а один раз даже смехом. Интересно, что здесь происходит? Что все это значит?

— Вон они! — прервал Жак цепь моих размышлений.

Их друзья только что вошли в зал. Я последовала за Жаком и Хелени, и меня представили небольшой компании: Роберто, Фернандо и Каролина, Альфонсо и его жена Мерседес, или, для краткости, Мечи. Не взяв на себя труд поздороваться, Роберто тут же потащил Мечи на танцпол. Казалось, они жутко спешат. И вскоре я смогла своими глазами увидеть почему, став свидетельницей самой что ни есть неподдельной страсти. Отвести от этой пары взгляд было невозможно. На меня вдруг снова будто снизошли какие-то волшебные чары. Я не хотела освобождаться от них так же сильно, как танцующие не желали (или не могли) оторваться друг от друга. Не представляю, как им только удавалось дышать. Да и дышали ли они вообще? «А что, если в танго дышать не положено?» — промелькнуло у меня в голове. Ведь и сама я, кажется, тоже не дышала. Я наблюдала за Мечи и Роберто. Они были как в зеркале, в котором отражалась я сама. Эта пара действительно была мной! Они выражали мою внутреннюю сущность намного лучше, нежели я сама когда-либо сумела бы это сделать. И казалось, избавиться от подобного наваждения невозможно. Вот уж не подозревала я, что окажусь здесь, в танцевальном зале, на другом конце света. Хотя мне не давало покоя то, что ощущал бедный старик Альфонсо, наблюдая, как его жена крепко приклеилась к другому мужчине.