духа, если в такое время человек находит в себе силы для радости. Может, из этой искры возгорится пламя?6 Ведь песня строить и жить помогает.7 Об этом часто из радиоточки поют.

II.

Степан умылся студёной водой из рукомойника, но так и не смог отойти ото сна, хотя вода в рукомойнике была такой же холодной, как вода Амударьи двенадцать лет назад. Но вода реки была не только холодной, но ещё и гордой, и сильной, и неумолимой – она двигала скалы, она дарила жизнь долинам. Но она же забрала жизнь товарища, когда тот упал с лошади на переправе и в стремени запутался. К нему быстро подоспели другие кавалеристы и вынули из оков, но тот был уже мёртв. Может быть, с перепугу нахлебался воды, а, может, сердце не выдержало ледяных объятий и встало… Интересно, что теперь с курганом над его могилой? Вода же в рукомойнике была предназначена сугубо для умывания: онемевшая, недвижимая и безвольная.

Степан почистил зубы и стал завтракать краюхой ржаного хлеба и большим огурцом. Хлеб он полил душистым растительным маслом, а хрустящий огурец просто так макал в солонку. Было немного досадно, что накануне закончился чай, но даже если б он и остался, заводить керогаз не было охоты. Плотно закушу в обед, подумал он. Сегодня, кажется, должны щи давать.

Глядя на чуть пробивавшийся сквозь хмурые облака робкий рассвет, Степан вспоминал, как стройные ряды кавалеристов двинулись вглубь долины, в сторону далёких и величественных гор. И басмачи бежали. Ибрагим-бек8, как про Красную Армию услыхал, сразу скрылся в горах, в кяризе9 спрятался и оттуда слал во все концы послания с мольбами и угрозами. Но никто к нему на помощь не пришёл. И даже не ответил.

Красноармейцы громили непокорные кишлаки, уничтожали склады с оружием, конфисковали скот и передавали инвентарь и утварь угнетателей угнетённым. Простые афганцы отвернулись от басмачей и баев – встречали Красную Армию радостными песнями. Потому что на самом деле нету никаких других классов, кроме эксплуататоров и эксплуатируемых. Без своих курбашей10 моджахеды растерялись и разбились на банды по сорок-пятьдесят джигитов. По разбойной привычке. Такая подлая кодла способна нагнать страху на безоружных крестьян, но против регулярной армии… Что тут говорить! До тысячи побили басмачей, а наших потерь – двое раненых. За неделю управились: помогли молодому братскому Афганистану стряхнуть преступный режим. Вернули правильный и простой порядок. Окутали их землю небесами братской мощи. И в дальний путь на долгие года11.

Принять бы их скорее под советское крыло, ведь это же какая выгода! Геологи говорят, страна богата нефтью, газом, рубинами, лазуритом, но при отсталой монархии сами они их добывать не могут. А вот если придёт рабочая власть, то вместе мы их Гиндукуш12 с землёй сравняем и всё заберём для народного счастья! Но и без горных богатств Афганистан не только мост между Европой и Азией. Это плацдарм для дальнейшего пожара мировой революции! Чтоб запылало в Китае и Индии, где пока хозяйничают Британия и японские империалисты.

И ведь никто Афганистана завоевать не мог – от Искандера до британских монархов. Потому что те туда насильно шли. А нас туда самих позвали. По любви, по дружбе! Потому что мы сильные, добрые и за нами будущее. И они это сразу поняли – в двадцатом году первый международный документ Афганистана был о дружбе с РСФСР, который они подписали с Лениным. Хотя в мире верховным правителем России считали Колчака. Но своё посольство афганцы отправили в Москву, а не в Омск, до которого им было ближе. Но к другу семь вёрст – не околица.

Ветерок принёс в окно жёлтый лист берёзы. Степан вспомнил, что ведь и в Афгане берёзы растут. Настоящие берёзы, ёлки-палки! И статуи Будды сторожат древний Шёлковый путь, что твои Маркс и Энгельс на площади Революции в Москве. Бород только не хватает. Эх, как бы было хорошо выйти на заслуженный отдых и поселиться у Мозари-Шарифа, где вольно, широко и так славно дышится. Там, говорят, древний пророк-огнепоклонник Заратустра похоронен – и туда мы обратно принесём своё коммунистическое пламя, которое разгорелось из ленинской искры! Так на курсах школы № 101 товарищ Аксельрод13 говорил.

Степан надел бриджи, гимнастёрку, намотал портянки, натянул яловые сапоги. Вечная, считай, обувь! Можно по лесам-болотам бегать, а нога не промокнет, сапог форму выдержит, а потом тряпочкой провёл – и хоть на парад! Говорят, даже электрический ток в них не страшен, но этого Степан не проверял. Конечно, разнашивал он их когда-то чуть не месяц и свирепыми мозолями намучился, но оно того стоило. Идеальное сочетание – и красиво, и практично. Весомо.

Степан встал, расправил плечи, вздохнул. Затем туго опоясался портупеей, поправил растопырившиеся по́лы и застегнул верхнюю пуговицу. Посмотрел в зеркало и попробовал улыбнуться – вышло неубедительно. Вспомнил, что сегодня базарный день. Значит, дежурство на рынке. Значит, Августа. Значит, побриться всё же стоит. Потому что у чекиста должны быть не только холодная голова и чистые руки, но и образ, внушающий согражданам уверенность в несокрушимости Советского государства. Всё по плану идёт, не сомневайтесь! Своим горящим сердцем чекист должен распалять души сограждан, сеять надежду и освещать тропу к коммунизму даже в самые тёмные времена. Чтоб как у горьковского Данко пылала! Или хотя бы как у подгулявшего плотника.

Лишь бы эту искру не погасил фашист в Волге: тогда уж что брейся – что не брейся. По долгу службы Степан имел доступ к оперативным сводкам с фронтов. Он знал, что фашист на Сталинградском фронте впился мёртвой хваткой и подбирается зубами к аорте – Волге. Если доберётся, то ещё не в том беда, что он себе заберёт каспийскую нефть. Беда в том, что он нас её лишит. Наши грузовики, самолёты, танки. И тогда, скорее всего – всё. После Харьковской катастрофы14 падение Сталинграда перечеркнёт вообще всё и вдоль, и поперёк, и по диагонали – и с военной, и с политической, и с экономической точки зрения.

Этого допускать нельзя и тылы должны снабжать фронт всем необходимым: танками, самоходками, «Катюшами», бронепоездами, патронами, орудиями, продовольствием. Именно для этого сюда, в европейский, но пока ещё глубокий тыл, эвакуированы заводы, комбинаты и фабрики: от обувных и бумажных, до самых секретных военных, у которых и названия не было, а был только номер. Трёхзначный.

Однако для Степана в первую очередь было важно не