Внутри школы Авгуров в прямом смысле заставил всех учителей ставить оценки только строго в соответствии с методическими рекомендациями, полученными им когда-то еще на заре его педагогической карьеры на длительных выездных курсах усовершенствования педагогических кадров. Поэтому в школе за все двадцать лет не было не одного золотого или серебряного медалиста. Однако в ГОРОНО это не кого сильно не смущало, ведь учебный процесс в школе был формально налажен и работал как хорошие часы.

Но учителя шестой школы как не старались, не могли оценивать подлинные знания учащихся, порой не укладывающиеся в привезенную когда-то Авгуровым методику, важность составляли вызубренные тексты учебников, заученные стихотворения и переписанные «набело» упражнения и примеры. Николай Георгиевич ревностно оберегал от любых изменений заведенный им порядок вещей в учебном процессе, всегда сам проверял классные журналы и присутствовал на выпускных экзаменах тем самым не оставляя никому не единого шанса на получения оценки выше установленных в тех самых методических рекомендациях нормативов.

Свои уроки физики Николай Георгиевич всегда вел в полной тишине. И можно было сравнить проведенный им урок сегодня с уроком годичной или более давности, те же слова, примеры, задания. Его педагогическую деятельность можно было смело сравнить с конвейером, настолько она была стандартизирована. Ребята часто этим пользовались, спрашивая ответы и решения примеров и задач у учащихся на класс старше.

Педагогические советы были своеобразным отражением процессов, происходящих в школе. Они поражали своей длительностью и пустотой содержания. Плюс к этому они почти всегда они были наполнены политической составляющей. Николай Георгиевич в течении нескольких часов с упоением зачитывал материалы съездов, пленумов, партийных конференций, часто использовал материалы газеты «Правда» о международном положении. Сменяя друг друга, несколько учителей терпеливо записывали речи Авгурова в толстые прошитые тетради. Обсуждений, обмена мнениями Николай Георгиевич на педагогических советах старался не допускать.

Не было случая чтобы Николай Григорьевич повысил на кого-либо голос будь то учитель или ученик, его невозможно было вывести из себя, зато в его арсенале было более страшное оружие – это его молчание. Все знали, если Авгуров замолчал во время воспитательной беседы с учеником или что гораздо хуже с учителем – дело плохо, придется долго и упорно ходит и просто «вымаливать» у него прощение. Николай Григорьевич таким образом воспитывал всех, кто его окружал в школе. «Диктатура молчания» как когда-то метко и образно назвала одна молодая учительница его стиль воспитания и управления – вещь была поистине страшная.

Своей молчаливой диктатурой внутри школы Авгуров компенсировал почти животный страх перед всеми, кто имел над ним хоть немного власти и влияния. Особенно он боялся своего непосредственного начальника, заведующего Сдвиженским ГОРОНО товарища Белянина. Редкие вызовы для беседы в ГОРОНО повергали Авгурова в настоящий шок. Зная об это старались вызывать его редко, да и справедливости ради надо сказать поводов себя ругать Николай Георгиевич почти не давал, он с точностью до запятой выполнял все приказы, распоряжения и поручения. Для него было непостижимым даже в собственных мыслях не согласится с начальством. Николай Георгиевич становился при жизни сам себе памятником, высеченным из гранита бюрократизма.

Однако он порой как «кулачный боец» просто отчаянно выбивал на всех уровнях для своего коллектива: квартиры, комнаты, путевки на юг и т.п. Николай Георгиевич искренне по-отечески относился к коллективу и это, наверное, единственное, но далеко не самое слабое обстоятельство давало возможность школе хоть как-то работать.

И еще школа работала согласно третьему закону Ньютона «На каждое действие существует равное противодействие» выражалось это в следующем: например, идет подготовка к городскому конкурсу хоров Авгуров вслушивается в хор старшеклассников, которые старательно выводят со сцены актового зала – Ленин всегда живой! Ленин всегда с тобой! Наступает день конкурса и тот же самый хор выдает со сцены что-вроде «Люди встречаются, люди влюбляются» да еще как, что в шестой школе первый приз. Бедный Николай Георгиевич во время исполнения сидит в зале и от страха закрывает лицо руками, сзади к нему подходит заведующий ГОРОНО Белянин хлопает ему по плечу и громко выдает:

– Молодец Георгиевич! Смотри каких орлов воспитал смотреть и слушать приятно! А я от тебя что-то про Вождя мирового пролетариата ждал – посмеяться хотел. Последнюю фразу Белянин говорил Авгурову естественно тихо и на ухо…

– Спасибо! Стараюсь! Еле слышно отвечал Николай Георгиевич.

Конечно ребята не сами могли так себя повести их поддерживали опытные и мудрые педагоги. Именно они поняли, что спорить с Авгуровым бесполезно, но ему можно и нужно противодействовать и не жалобами и кляузами, а четко выстроенной интересной и многогранной воспитательной работой. А также развитием собственного не с чем несравнимого, духа педагогического коллективизма с праздниками, поездками, шутками и розыгрышами. Это в значительной степени позволяло скрасить серость учебного процесса в ход, которого Авгуров, как известно, вмешиваться не допускал никого.

Удивительно, но часто объектом розыгрышей педагогов становился сам Авгуров. Трудно сказать нравилось ли ему или нет невольно смешить коллектив важно одно никакого наказания за шутки над собой Авгуров не кому не применял.

Директора разыгрывали не часто что называется «редко, но метко». И было это приблизительно так: идет очередной скучнейший педагогический совет, Николай Георгиевич сидит за учительским столом в учебном классе, а педагоги как ученики за партами, и монотонно, своим от природы не звучным голосом зачитывает очередной доклад Генерального секретаря, сделанный им на очередном пленуме или съезде. На втором часу слушания педагог – организатор и к том же председатель партийного комитета школы Инга Дмитриевна Корина – не высокого роста изящная брюнетка, бесшумно спускается под парту, проползает под учительский стол и прочно связывает между собой шнурки на старых ботинках Авгурова!!! Он естественно ничего не замечает, а Корина под тихий восторг учителей спокойно возвращается на свое место. Через час полтора сам уставший от чтения Авгуров начинает понимать, что у него связаны ноги, и чтобы не подать своего беспомощного вида сидя сумбурно заканчивает педагогический совет, и педагоги в состоянии истерики от смеха и усталости покидают учебный класс.

Внешность Николая Георгиевича вполне соответствовала его внутреннему миру и состоянию. Не молодой вполне соответствующий своему шестидесятилетнему возрасту человек, не высокого роста коренастый с очень простым деревенским лицом с зелеными и чрезвычайно невыразительными глазами. Его седые, но густые волосы всегда были зачесаны на бок. Он всегда ходил в одном и том-же темно сером протертом и растянувшимся костюме на который человеку, не знавшему Авгурова было страшно смотреть, а кто его знали те привыкли и бежевой (от времени), наверное, когда-то белой рубашке. Иногда по праздникам, на педсовет или к приезду комиссии из ГОРОНО Николай Георгиевич одевал непонятного