практически безупречен, если не считать некрасивых косточек, покореживших большие пальцы. На одной ноге этот недостаток скрывает шикарный тонкий чулок с кружевной резинкой, второй такой же завязан вокруг шеи пышным бантом. Туфли-лодочки на высоченном тонком каблуке – один надет на ногу, другой валяется рядом. Заморосивший вдруг дождь намочил растрепанные каштановые волосы убитой и ее тонкую блузку. Ткань начала прилипать к телу, практически обнажая грудь. Филиппов едва успел прикрыть тело принесенной кем-то простыней, как небесная морось превратилась в проливной дождь. Казалось, сама природа делала все для того, чтобы это, и без того неожиданное, дело, стало еще и запутанным – глина в овражке практически моментально размокла, потекла ручьями, размывая все вокруг.

Филиппов пытался разогнать любопытных, но люди все не уходили. Даже проливной дождь, совсем не отличавшийся теплыми струями, не мешал односельчанам. Никто не тронулся с места. Участковому оставалось лишь материться вполголоса.

Дикий крик разорвал тишину:

– Мариночка, доченька моя!!! – только этого не хватало! Участковый обхватил пожилую женщину за плечи, стараясь не пропустить ее на место преступления, но она с нечеловеческой силой вырвалась и упала на тело дочери. – Девочка моя, да кто же с тобой так? За что? Люди, за что? – женщину с трудом оторвали от тела и увели в сторону. Подоспевшая соседка, поселковый фельдшер, поставила несчастной матери успокоительный укол и увела к себе домой, боясь оставить без присмотра.

С таким преступлением участковому уполномоченному Филиппову еще не приходилось сталкиваться. За десять лет его службы всякое происходило – село есть село. Мужики пьют горькую, жен и детей поколачивают, между собой разборки разные бывают, порой и кровопролитные – то кулаком кому нос сломают, а бывает, и ножом пырнут. Но так жестоко убить женщину, да еще и намек на изнасилование… Только этого еще не хватало! Взрастим, не дай Бог, на бескрайних просторах Ленинского района своего Чикатило! Послышался шум приближающихся машин. «Слава Богу, опера приехали!» – участковый с облегчением вздохнул. Он понимал, что расслабляться еще совсем не время, но теперь хоть начнется работа, действие какое-то, а не стояние столбом у мертвого тела.

Из служебной машины вышла моложавая женщина средних лет с темно-синей папкой в руках. Ее туфли моментально утонули в глине, но она даже не обратила на это внимания.

– Здравствуйте. Я следователь ОВД по Ленинскому району Шувалова Галина Викторовна.

– Участковый уполномоченный, капитан полиции Филиппов. Алексей Ильич, – представился участковый.

– Что ж, начнем, – Галина Викторовна присела на принесенный ей складной стульчик, накинула на голову прорезиненный плащ и подала знак ожидавшим экспертам и криминалистам. Работа закипела. Щелкал фотоаппарат, шелестели страницы заполняемого ровным почерком протокола осмотра места происшествия. Стояла мертвая тишина, прерываемая лишь репликами эксперта и мерным стуком дождевых капель. К счастью, дождь пошел на убыль, и сквозь тучи начало робко проглядывать осеннее солнце.

– Павел Семенович, предварительно что можете сказать о причине смерти? – эксперт уже накрыл тело простыней и распорядился, чтобы его погрузили в спецмашину.

– Скорее всего, асфиксия – все признаки налицо, как говорится; но подробности – так сказать, для протокола, сами понимаете – только после вскрытия.

– Хорошо, – Шувалова закрыла папку. – Алексей Ильич, – это уже участковому, – где я могла бы расположиться для опроса?

– Идемте в мой кабинет, там все необходимое для работы есть. Я уже кое-кого опросил, пока вас ждал, – он протянул Шуваловой несколько заполненных листов, – результат, правда, нулевой. Никто ничего не видел и не знает.

– Что ж, нулевой результат – тоже результат. Вы сами-то знали погибшую? Что можете о ней рассказать?

– Не могу сказать, что был знаком близко, но знал неплохо. У нее ведь тут практически вся родня проживает. Сама она в Междугорске проживала, а вот три года назад повторно замуж вышла, купили тут с мужем дом и переехали. Оба работали в селе – она бухгалтером в фермерском хозяйстве, он там же механиком. Потом она в декретном сидела с ребенком – у них дочка родилась, – а он от фермера уволился и сейчас в Ленинске работает. Сначала был механиком в какой-то автомастерской, а потом в шахту пошел. Вроде, «СУЭС». Семья большая, детей кормить надо. В Прагу вот ездил недавно на обучение, от предприятия посылали. Марина после декрета дочку в садик отдала, на неполный день, а сама бухгалтером перевелась сюда к нам, в поселковую администрацию. Тихо жили, не скандалили. Она всегда вежливая такая, тихая, скромная. Он, правда, грубоват и нелюдим, с местными не очень ладил, но на рожон не лез, в конфликты не ввязывался. Девчонок Марининых от первого брака растил. Тут, правда, подробностей не знаю: сор они из избы не несли, как он с детьми ладит – не ведомо.

– Родни, говорите, у погибшей здесь много. Кто именно? – Шувалова что-то быстро записывала на бумаге.

– Мать с отчимом, сестра-близняшка, Наталья – она у нас в отделении «Сберопербанка» работает, двоюродные тетки. Если надо – списочек я вам набросаю, – Филиппов посмотрел на часы. – Скоро дети из школы придут, и мужу ее я позвонил – он должен подъехать. Вы сюда их пригласите или проводить вас к ним домой? Посмотрите на месте, чем и как они жили?

– Конечно, по адресу поеду – там ведь тоже осмотр надо произвести, с домочадцами пообщаться, – Шувалова задумалась. – Не вяжется у меня пока ничего, слишком мало информации. Запросы надо бы сделать по прежнему месту жительства и работы – что там о погибшей люди скажут, телефон надо просмотреть, сотового оператора побеспокоим насчет биллинга. Ладно, – она встала, – пошли, капитан. Трудное дело нам предстоит – опрашивать родных.

Дом Марины и Андрея Морганов находился в центре села, на улице Новоселов. Кирпичный, добротный, с синей металлической крышей и высоким забором, он выделялся на фоне других построек. Усадьба за забором тоже оказалась не маленькой, все чисто, уютно – настоящий немецкий «орднунг». Полицейские вошли во внутрь. Тишина стояла просто пронзительная – казалось, что внутри дома образовался вакуум.

– Хозяева, – окликнул Филиппов, – дома есть кто? Двери нараспашку у вас. – Тишина. Они прошли дальше, и в угловой комнате услышали приглушенный всхлип.

Три девочки сидели, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели на вошедших полицейских. Старшая на вид была совсем взрослая, внешне необыкновенно похожая на погибшую мать. «Это, наверное, старшая – Ирина, семнадцати лет. Потом Екатерина, одиннадцати и Варвара, двухгодовалая кроха», – вспоминала слова участкового Шувалова. Удивительно, но даже малышка вела себя очень тихо и смирно, словно осознавала, что произошло что-то непоправимое. Старшие девочки были очень бледные, их глубокие голубые глаза были полны слез и такой невообразимой тоски, что у Шуваловой сжалось сердце.

– Здравствуйте, – сказала она. Девочки кивнули. – Вы одни дома? Взрослые есть кто-нибудь?

– Они на летней кухне