С этими словами она резво соскочила с секретера на пол, и в тот же миг передо мной предстала высокая изящная женщина с бледным лицом и большими синими глазами. Вьющиеся волосы, явно не знакомые с щипцами, тёмной волной ниспадали до самой талии, и на их фоне её фигура, окутанная белой тканью, казалась ещё чище и прозрачнее.

— Ну вот, теперь ты мне поверишь, — сказала она.

Не помня себя от этой головокружительной красоты и испытывая неудержимое и совершенно неизъяснимое влечение, я протянул к ней руки, но она отпрянула от меня и отступила назад.

— Глупый мальчишка, — проговорила она. — Если бы даже ты и мог прикоснуться ко мне, тебе бы не поздоровилось. И потом, в прошлом году на Иванов день мне как раз исполнилось двести тридцать семь лет, а молодому человеку негоже влюбляться в собственную бабушку.

— Но ведь вы мне никакая не бабушка! — воскликнул я.

— Откуда тебе знать? — возразила она. — Не стану спорить, про своих прадедов и кое–каких других предков ты действительно кое–что знаешь, но тебе почти ничего не известно про своих прабабок, ни по отцу, ни по матери. Ну да ладно, неважно… Вчера младшая сестра читала тебе сказку.

— И что?

— Когда сказка кончилась, она закрыла книгу и спросила: «Анодос, скажи, а есть ли Волшебная страна фей на самом деле?» А ты вздохнул и ответил: «Наверное, есть,.. если только кто–нибудь отыщет в неё дорогу».

— Да, помню. Только, кажется, вы не совсем верно поняли, что я имел в виду…

— Сейчас совершенно неважно, что именно я поняла и что именно тебе кажется. Завтра ты найдёшь дорогу в Волшебную страну фей. А теперь посмотри мне в глаза.

Я с удовольствием повиновался. Но глаза моей гостьи наполнили меня странной тоской и нестерпимым желанием. Почему–то мне вспомнилось, что мать моя умерла, когда я был совсем маленьким. Я вглядывался в эти глаза всё глубже и глубже, пока они не заплескались вокруг меня, словно морские волны, и я не погрузился в их пучину. Я позабыл обо всём и очнулся, лишь увидев, что стою возле окна. Мрачные занавеси были отдёрнуты, и надо мной раскинулось огромное небо, полное звёзд, крохотными точками мерцающих в лунном свете. Внизу расстилалось море, недвижное, как смерть, и седое, как луна, и волны его всё время убегали прочь, прочь, к неведомым заливам, мысам и островам… Увы, это было вовсе не море, а плоская болотистая трясина, до блеска отполированная лунным светом.

«И всё–таки, должна же такая красота хоть где–нибудь существовать на самом деле!» — подумал я про себя.

— В Стране фей, Анодос! — вдруг откликнулся где–то рядом чистый, мелодичный голос.

Я обернулся, но никого не увидел. Я закрыл секретер и пошёл спать.

Вот о чём вспоминал я сейчас, лёжа в постели с полузакрытыми глазами. Что ж, посмотрим, сдержит ли моя гостья своё обещание и найду ли я сегодня дорогу в Волшебную страну фей!

— Где же ручей? — со слезами вскричал он.

— Разве ты не видишь голубые волны прямо над нами?

Он поднял голову: голубой поток нежно журчал у нас над головами.

Новалис. Генрих фон Офтердинген

Размышляя об этом непонятном происшествии, я вдруг услышал прямо в комнате негромкое журчание — так бывает, когда человек неожиданно осознаёт, что рядом с ним уже несколько часов подряд вздыхает море или за окном уже давно бушует гроза. Приподняв голову с подушки, я увидел, что стоящий в углу моей спальни умывальник, сработанный из зелёного мрамора и укреплённый на невысоком пьедестале, до краёв переполнился водой, и прозрачная струя перелилась на ковёр и потекла через всю комнату, исчезая непонятно куда. Но ещё более странным было то, что по берегам этого ручейка, прямо на ковре (который я специально подбирал так, чтобы он напоминал мне летний луг, усеянный маргаритками) заколыхались травяные стебельки, а маргаритки наклонились, как от дуновения ветерка, скользящего над стремительными волнами. Те же из них, что оказались под водой, сгибались и кланялись во все стороны, следуя каждому движению переменчивого потока, как будто хотели раствориться в его струях и, утратив свою привычную форму, слиться с бурлящим течением.

Мой старомодный туалетный столик с выдвижными, как у комода, ящиками, был сделан из прочного чёрного дуба, и каждый ящик был украшен затейливой резьбой в виде гибких ветвей плюща, сплошь покрытых густой листвой.

Внезапно я заметил, что со столиком тоже происходит нечто необычное.

Совершенно случайно я остановил свой взгляд на изящных тёмных листьях: первая веточка была явно вырезана из дерева, вторая выглядела несколько подозрительно, а вот третья несомненно была самой настоящей живой веткой зелёного плюща, из–под которой выглядывали усики вьюнка, обвивающего позолоченную ручку. Тут у меня над головой что–то зашелестело, я оглянулся и увидел, что ветви и листья, вытканные на занавесях, заколыхались и закивали, словно от ветра. Не зная, чего ждать в следующую минуту, я подумал, что мне лучше встать, спрыгнул с постели и почувствовал под ногами упругую свежую траву. Я начал поспешно одеваться, но, уже натягивая сюртук, обнаружил, что стою под могучими ветвями огромного дерева, чья крона купается в переливающихся золотом лучах восхода, а ветви и листья, перемежаясь с собственными тенями, как на морской волне, качаются вверх–вниз на прохладном утреннем ветерке. Кое–как умывшись прозрачной водой, я огляделся. Дерево, под которым я, по всей видимости, проспал всю ночь, стояло на опушке густого леса, в котором и скрывался мой ручеёк.

Вдоль его правого берега виднелись едва заметные следы тропинки, поросшей травой и мхом, из которого то тут, то там проглядывали робкие фиалки.

«Должно быть, это и есть та самая дорога в Волшебную страну фей, о которой говорила моя вчерашняя гостья», — подумал я.

Перепрыгнув на другой берег, я зашагал вдоль ручья и вместе с ним углубился в лес. Однако вскоре, без особой на то причины, я решил взять немного южнее и оставил ручеёк позади, хотя всё время смутно ощущал, что лучше бы мне и дальше идти вдоль его русла.

Весь мир собой заполнил человек,

Глядит из камня, из травы, из рек.

Не волны видим мы в воде морской,

Не листья узнаём в листве густой —

Во всех предметах, мёртвых и живых

Нам чудится обличье нас самих.

Ты от людей не скроешься вовек:

Лишь человеком занят человек.

Генри Саттон

Стоило мне войти в лес, как деревья, поначалу стоявшие довольно далеко друг от друга и свободно пропускавшие ровные солнечные лучи, начали быстро смыкаться за моей спиной, и вскоре толпа кряжистых стволов густой оградой заслонила от меня восток и солнце. Мне подумалось, что я снова вступаю в полночную тьму. Однако не успел я войти в самую тёмную чащу, как из неё прямо в сгустившийся полумрак вышла самая обычная деревенская девушка.