Я останавливаюсь, облизываю пересохшие губы. Айтон молчит, не шевелится, спрятавшись за тенями, которые окружают мага так плотно, что я уже не вижу его лица. Но я все равно продолжаю.

— Ты говорил, что не переносишь лжи, а сам обманывал, позволив поверить, что не знаешь моего настоящего имени. Не доверял мне с самого начала, не поверил и сейчас. Даже не пожелал выслушать. Слова «Ренни» для тебя значат неизмеримо больше всех моих клятв.

Мой голос почти дрожит, но я не позволяю отчаянию подняться на поверхность. После того, как исчезла метка, меня окутало странное спокойствие, граничащее с безразличием. Вот пусть пока так и остается.

— Ты сделал свой выбор, Айтон. Надеюсь, тебе не придется о нем жалеть... Прощай...

У меня еще хватает сил развернуться и в полной тишине покинуть зал. Я даже не понимаю, куда иду. Хорошо, что меня вовремя перехватывают и провожают к выходу…

Не помню, как тогда добралась домой, как объяснялась с обеспокоенной мамой и Уной. Потом попросила меня не беспокоить, ушла в свою комнату, закрылась, упала на кровать и слепо уставилась в потолок.

Не представляю, сколько бы я так пролежала, если бы не маги. Они пришли ближе к вечеру и коротко, четко сообщили, что на сборы нам дается день. Послезавтра утром мы обязаны навсегда покинуть Кайнас.

Это известие вырвало меня из нездорового оцепенения, заставило двигаться и хоть чем-то заняться. За ночь и день предстояло сделать очень многое, но прежде...

— Нэсса, — я закрыла за лагорцами дверь и схватила за руку, пытавшуюся прошмыгнуть мимо меня невестку. — Кольцо... Это ты его взяла?

— Что? Как тебе только в голову такое пришло?! — взвизгнула женщина, некрасиво кривя рот. — Я герцогиня, а не воровка. Да и зачем мне эта дешевка? Ее и за медяк не каждый купит. Да я... Да ты...

Чем дольше она распалялась и громче кричала, чем старательней избегала встречаться со мной взглядом, тем больше я уверялась в ее вине. У меня было время подумать, сопоставить, и сейчас я окончательно убедилась, что подарок Айтона украла именно она. Не знаю, зачем, кому она его отдала, и спрашивать не стану. Все равно не признается. Да это уже и не важно.

Я смотрела на красную от злости Нэссу и вдруг поймала себя на том, что больше не чувствую к ней ничего. Ни ненависти, ни жалости. Одно лишь брезгливое недоумение. Если бы не племянник...

— Значит так, — я сделала шаг вперед, прерывая ее возмущенные стенания, и невестка поспешно отбежала, почти отпрыгнула назад. — Поговори со своим... покровителем. Если тебе разрешат здесь остаться, дом в твоем распоряжении. Я дам денег. Немного, но, если распорядиться ими с умом и экономить, на первое время хватит. Потом Талим подрастет, и метка у тебя есть... Справишься. Если не позволят задержаться в столице, мы отвезем тебя к родителям. Все равно, это по пути. С нами в имение ты не поедешь.

— Но… — вскинулась женщина.

— Это все, — я даже не стала слушать, что она собирается сказать. — Выбирай.

Невестка побагровела еще больше, несколько мгновений стояла, хватая воздух ртом, словно выброшенная на берег рыба, а потом выскочила из дома и громко хлопнула дверью.

Вернулась она через несколько часов, тихая, какая-то присмиревшая. Глядя в пол, буркнула, что решила ехать к родным, и побежала к ребенку.

Я только плечами пожала и тут же забыла о ней, занявшись сборами в дорогу.

Огромный рыдван подъехал к дому едва рассвело. Не знаю, кто его нанимал и обустраивал, не думаю, что кто-то из высших лично этим занимался, но сделано все было так, чтобы мы путешествовали с удобством. Насколько это, разумеется, возможно. Высокий, просторный экипаж, удобные, мягкие сидения, множество подушек и подушечек — под голову, под шею, под спину, несколько пледов и мягких шкур, чтобы укутывать ноги.

— Доброго утра, госпожа Бэар, и вам, госпожа Бэар-старшая, и вам тоже... Гм… Прекрасный денек сегодня. А вы нас, никак, покидаете?

Не успели мы сойти с крыльца, как поблизости, будто из-под земли, возник Зак Сетнер. И откуда он взялся, Сахтар его пожри? Улица же только что была совершенно пуста. Неужели за углом караулил?

Сзади нервно закашлялась Нэсса. Покосилась на невестку: она шла рядом со мной, не поднимая глаз, а на щеках ее алел лихорадочный румянец.

— Так куда же вы собрались, позвольте полюбопытствовать, — не отставал мясник.

На губах — глумливая усмешка, в глазах — плохо скрытое торжество, словно Заку известен какой-то унизительный для меня секрет, но ему строго-настрого велели молчать, и он изо всех сил сдерживается, чтобы не выдать тайну. И такая злость меня взяла, что само собой невольно вырвалось:

— Да вот, мы тут дворец недавно приобрели загородный. Переезжаем.

Нэсса издала какой-то невнятный возглас, но, хвала Каари, промолчала.

Улыбка Сетнера моментально выцвела и сползла с лица. Он обвел ошарашенным взглядом большую дорожную карету, суровых охранников, терпеливо дожидающихся, когда мы приблизимся, и затоптался на месте.

— Раз так, то конечно, — зачастил растерянно. — Дворец он всяко приятнее городского-то дома. Да и ребеночку на природе полезно. Ну, прощайте, госпожа Бэар. Не поминайте, как говорится, лихом. Пресветлая даст, свидем...

Он еще что-то бормотал, но я уже не слушала.

Нам помогли погрузить весь наш нехитрый скарб — несколько сундуков, пару корзин, подсадили каждую по очереди в повозку, подали люльку с Талимом, захлопнули дверь, и экипаж тронулся. Мимо проплыло недоуменное лицо Сетнера, из окон высовывались любопытные соседи, кое-кто даже за калитку выскочил. Я кивнула нескольким из них, прощаясь, а потом задернула со своей стороны штору, отсекая себя ото всех, кого оставляла здесь.

Прощай, Кайнас…

— Все будет хорошо, солнышко, вот увидишь, — мама мягко взяла меня за руку.

— Конечно будет. Даже не сомневайся, детка, — подхватила сидевшая рядом Уна. — Съешь, лучше, яблочко. Вот, держи. Смотри, какое спелое.

Уна...

Как мы с мамой ни настаивали, чтобы она осталась с Толлой в столице, как ни уговаривали, что это для нее удобнее и безопаснее, успеха так и не добились. Позже и сама хозяйка «Гнездышка» к нам присоединилась, пытаясь убедить сестру, что без ее помощи в заведении ну никак не справиться. Уна была непоколебима.

— Если я вас сейчас в беде брошу, никогда себе не прощу, — отрезала она, поставив тем самым в разговоре точку.

Так что ехали мы вчетвером, вернее впятером, если считать малыша Талима, мирно спавшего в своей переносной кроватке.

Невестка почти все время молчала, мрачно уставившись в окно, отвлекалась только на то, чтобы покормить, перепеленать и покачать сына. На стоянках держалась поодаль, и первая никогда не подходила. Впрочем, ее настроение меня не волновало. Я знала, что родители Нэссы живы-здоровы, благополучно успели доехать до своего поместья, и война, кстати, их почти не коснулась. Об этом мне еще несколько недель назад сообщил Айтон. Я сразу же передала невестке слова высшего, но ее известие о родне оставило равнодушной. Судя по всему, прозябать в провинции не входило в ее планы. Она надеялась остаться в Кайнасе, вместе с сыном, которого, по ее твердому убеждению, ждало в столице блестящее будущее.