но не придала этому значения. Решив, что это какая-нибудь кошка, а может, и мышь, Рахлина продолжила развешивать костюмы.

Вдруг в одном из зеркал, которых в здешних декорациях было несколько, что-то привлекло внимание художницы. Ей показалось, что она увидела чью-то ногу в широкой белой штанине и белой туфле. Обладатель ноги вроде бы прошел сзади художницы и спрятался за плотную занавеску.

Рахлина обернулась. Она была не такой пугливой, как артистка Рычагова, поэтому рискнула подойти к занавеске, за которой скрылась нога и ее владелец.

Отдернув занавеску, Рахлина вытаращила глаза, зажала рот рукой и рухнула на пол, не выпуская из рук груду платьев.

Какое-то время Рахлина сидела на полу и в ужасе смотрела на возвышающегося над ней человека в нелепом белом костюме и черно-белом гриме на лице. В конце концов художница потеряла сознание.

3

В третьем павильоне тоже не нашли никого постороннего. Многие, особенно женщины, были очень напуганы этими двумя случаями. Актрисы даже стали говорить, что теперь ни на минуту не останутся одни — ни в павильонах, ни в коридорах громоздкого «Мосфильма». Пошли разговоры о том, что вообще-то этот самый «Мосфильм» — весьма жуткое место, и странно, что раньше на это никто не обращал внимания…

Мужчины проявляли большой скепсис относительно всех этих страхов. То, что оба раза загадочную фигуру в белом наблюдали именно дамы, заставляло некоторых мужчин усмехаться и даже предрекать эпидемию подобных галлюцинаций.

— Вот увидите, — говорили такие скептики, — теперь это самое привидение каждый день кто-нибудь будет видеть…

Предсказание сбылось: пусть не ежедневно, но время от времени человека (или призрака) в костюме Пьеро видели в том или ином павильоне, среди тех или иных декораций. Действительно, поначалу его замечали только женщины, но вскоре рассказы о явлении призрака стали исходить и из мужских уст. Один раз привидение увидел осветитель, а через несколько дней — местный монтер.

— Обратите внимание, — говорили на это скептики, — за женщинами потянулись не кто-нибудь, а именно представители гегемона. Класс, который выпить не дурак, по слову поэта… Так что вся эта чертовщина по-прежнему вилами на воде писана!

Но вскоре и скептикам не нашлось что возразить, поскольку впервые произошло групповое наблюдение призрака.

Несколько человек — актеры, актрисы, оператор, режиссер — пришли в первый павильон после обеденного перерыва. Стали устанавливать свет. Оператор включил камеру, режиссер сел в кресло…

Вдруг артист Иванов побледнел и показал пальцем за спины режиссера и оператора.

— С-смотрите…

Все обернулись — и замерли. Трудно было поверить своим глазам. Высокая фигура в набившем оскомину костюме Пьеро поспешно двигалась по направлению к двери. Через две секунды фигура исчезла.

Никто не знал, что и сказать, все только переглядывались с открытыми ртами.

— Тьфу ты! — наконец прервал молчание оператор Крайненков. Все взоры повернулись к нему. — Надо было хватать его! — с досадой воскликнул оператор. — Да я сам хорош! — махнул он рукой. — Не сразу сообразил… Теперь уже не догонишь…

Заинтригованная артистка Волошина приблизилась к Крайненкову:

— А вы думаете, его можно было схватить?

— Ну а почему нельзя? — хмыкнул оператор и снисходительно посмотрел на актрису. — Вы что, правда думаете, что это призрак?

— Я… не знаю, — пролепетала Волошина.

— А я знаю, — отрезал Крайненков. — Человек это был. Обычный человек в идиотском костюмчике.

Окружающие с интересом слушали эту дискуссию, и никто не встревал.

— Э-э, ладно, — спохватился наконец режиссер Бондарев. — Призрак это был или не призрак, а нам надо снимать кино.

Не сразу и с неохотой члены съемочной группы подчинились. Слова Крайненкова глубоко запали всем в душу, каждый втайне жалел, что им не удалось разоблачить призрака, хотя была хорошая возможность сделать это.

Впрочем, иные женщины, включая актрису Волошину, были скорее рады, что за призраком никто не погнался. А если бы такой погнавшийся, например, прошел сквозь этот призрак? Да после такого даже среди ста человек в этом павильоне невозможно было бы находиться…

А с другой стороны, женщинам было приятно, что тайна оказалась сохранена. По-прежнему неизвестно, призрак это или не призрак… Так что можно продолжать приходить на работу с замиранием сердца и каждый день ждать, что вот сегодня уж точно тайна будет раскрыта или хотя бы приоткрыта. Это очень интригует и бодрит — такое ожидание.

4

После происшествия в первом павильоне призрак как будто затаился. Несколько дней его никто не наблюдал, хотя многие смельчаки стали даже специально его подкарауливать, нарочно оставаясь в павильонах, когда все уходили на обед или домой. Но тщетно — теперь привидение проявляло осторожность.

Слава же о нем гудела уже по всему «Мосфильму» — с утра до вечера. Внезапно для всех стал желанным собеседником обычно хмурый и неприветливый артист Парфенов. Впрочем, почувствовав искренний интерес коллег к своей персоне, Парфенов расцвел и не уставал рассказывать каждому желающему все, что знал о Топоркове.

Этих сведений, однако, было совсем немного. Парфенов не знал, ни где учился Топорков, и вообще учился ли он на артиста, ни где и с кем жил, не знал про его друзей и возлюбленных, если таковые были.

Парфенов помнил только, что Топорков был перманентно печальным, меланхоличным человеком, так что роли Пьеро он соответствовал на все сто. Каких-либо других ролей в кино он сыграть не успел. Парфенов разговаривал с Топорковым только один раз. Весь этот разговор был посвящен топорковским жалобам на отсутствие кинематографической работы и парфеновским, обычным в таких случаях, утешениям в духе: «Не дрейфь, Петя, ты еще молодой — свое наверстаешь».

Парфенов привел Топоркову в пример свою судьбу: сам он получил первую роль в кино, когда ему было уже за тридцать. Но и после этого его не снимали еще десять лет. Лишь ближе к пятидесяти Парфенова по-настоящему заметили и оценили по достоинству — он стал нарасхват.

Краткая парфеновская автобиография, однако, нисколько не впечатлила Топоркова — тот отошел от старшего коллеги с поникшей головой и бессильно болтающимися руками.

Что касается самого фильма, в котором они вместе снимались, то это была крайне дешевая и халтурная постановка для телевидения под названием «Буратино». Ставил ее какой-то телевизионный бездарь, фамилии которого Парфенов даже не запомнил. Все известные актеры брезгливо отказались от участия в подобной мазне, так что роли в ней исполняли сплошь артисты второстепенные и посредственные, не считая, конечно, Парфенова. Последний, по его словам, согласился из сентиментальных чувств — в свое время актеру очень понравилась довоенная еще картина «Золотой ключик» по той же самой книжке писателя Толстого. В