— Ладно, — удовлетворился полковник. — А вы чего глаза пялите? — накинулся он на танкистов. — А ну, марш в танк и — огонь по бункеру!

— Так бесполезно, товарищ полковник, тут другой калибр надо.

— Что вы мне все про калибр долдоните, умники нашлись, тудыть вас! Огонь по бункеру!

Танкисты, пожав плечами, залезли в танк, повертели для порядка башней и выстрелили. У полковника, который стоял прямо под пушкой, слетела фуражка, и он, то ли от неожиданности, то ли в поисках фуражки присел на карачки. Было очень смешно, и мы едва удерживались от хохота.

Но… Ну надо же! Едва прозвучал выстрел танка, как над бункером взметнулся белый флаг!

— Ну, вот так-то, совсем по-домашнему сказал протрезвевший полковник, — я же говорил, надо только взяться!

Может быть, это оказалось простым совпадением, а может быть, и впрямь немцы приняли одиночный выстрел танка за сигнал к общему штурму, однако факт остается фактом: неприступный бункер сдался.

Вслед за пехотой мы отправились в бункер, как на экскурсию. Там находилась небольшая воинская команда, которая уже сложила оружие, а все его огромное помещение — четыре или пять этажей — занимал военный госпиталь. Десятки, а может сотни раненых смотрели на нас с тревожным ожиданием, напряженно приподнимаясь на своих койках и поворачивая головы вслед за нами.

И именно здесь, в бункере, от врача, немного говорившего по-русски, я услышал весть, которая потрясла нас.

— Гитлер женился и застрелился, — сказал врач.

— Что-что? — переспросил я, думая, что он говорит что-то не то.

— Да-да, я говорю правильно. Гитлер женился и застрелился. Нам сообщили. Есть приказ.

«Война окончена!» — мелькнула мысль у каждого из нас. И верно. Для нас она окончилась. Мы сделали последний выстрел на этой войне.

Неужели все это позади, все то, что было рутинной работой в эти две недели: продвижение по бесконечным берлинским улицам с их баррикадами, стрелками и фаустниками в окнах, свистящими пулями, грохотом взрывов, продвижение иногда на два-три дома за день, падающие рядом товарищи и мысль о том, что ты мог бы оказаться на их месте?

Неужели все это позади?!

А совсем недавно, в ноябре 1996 года, я прочел, что именно в этом бункере хранилось и было обнаружено «золото Шлимана» — клад царя Приама, найденный при раскопках его столицы'. Так вот и перекинулся мостик — из той далекой-далекой полумифической Троянской в нашу, не менее жестокую и страшную, Вторую мировую войну.

Археологические исследования подтвердили, что Троянская война была не мифом, придуманным Гомером и другими мифотворцами. а реальным историческим событием, происходившим в конце XIII — начале XII веков до н. э. Шлиману повезло больше других археологов. Он нашел не только черепки и обломки оружия, его добычей стали сокровища царя Трои Приама. Кстати, деньги на свою экспедицию Шлиман заработал в России, будучи купцом первой гильдии, так что Турция, Греция, Германия, Россия — кто из них имеет большие права на этот клад, хранящийся сейчас в Москве?

Итак, вернемся к Троянской войне, роль женщины в предыстории, развязывании и исходе которой была поистине уникальна. А развивались события следующим образом.

Гомеровская «Илиада» начинается такими словами: «Гнев ты. о муза, воспой Ахиллеса Пелеева сына». Начнем и мы, но даже не с Ахиллеса, а с его родителей Фетиды и Пеле я.

Однажды дочь морского царя Нерея нереиду Фетиду увидел сын эгинского царя Пелей. Он влюбился в нее, подстерег у грота и в порыве страсти набросился на нее. Фетида долго сопротивлялась, превращаясь то в огонь, то в воду, в львицу, в змею. Но сладострастный Пелей все же овладел ею.

Он отправился к ее родителям и попросил руки дочери. Что оставалось делать? Согласились и сыграли свадьбу, на которую были приглашены все боги, кроме… богини раздора Эриды.

Вот тут-то и начинается история Троянской войны. Оскорбленная Эрида была известна тем, что именно она породила ссоры, бедствия, беззакония, битвы, убийства и прочие безобразия. На этот раз она подбросила пирующим золотое яблоко с надписью «Прекраснейшей», ставшее «яблоком раздора», с которого развернулась цепь роковых событий, вызвавших Троянскую войну.

Тут же, на свадьбе «три богини спорить стали, кто из них прекрасней всех», как поется в оперетте Оффенбаха «Прекрасная Елена». Это были Гера — верховная богиня, сестра и жена Зевса, царица богов, Афина — богиня мудрости и справедливой войны и Афродита — богиня любви и красоты, Спор чуть не перешел в потасовку, которую своим грозным окриком и ударом трезубца прекратил Зевс.

— Ваш спор разрешит суд, который решит, кому предназначено яблоко. Судьей будет Парис. Он и вручит яблоко прекраснейшей.

— Да кто такой Парис? Откуда он? Мы такого не знаем! — затараторили богини.

— Как я сказал, так и будет! — подтвердил Зевс. — Это моя воля!

Богини немедленно бросились выяснять, кто же будет решать их спор.

Оказалось, что Парис обыкновенный пастух, пасущий свои стада на горе Ида. Но почему Зевс выбрал его в качестве судьи? Тут крылась какая-то тайна. Богини не были бы богинями, если бы не смогли разгадать ее. Вскоре они знали все: Парис — не простой пастух, он — сын троянского царя Приама и Гекубы.

Однажды, ничего не подозревая, он мирно пас стадо. Перед ним неожиданно предстали три прекрасные дамы в сопровождении красивого юноши. Это были Гера, Афина и Афродита, а юноша — Гермес, сын Зевса, вестник богов, покровитель торговли, послов, глашатаев, путников, ловкий похититель и плут. Здесь он, видимо, исполнял роль свидетеля и секунданта. Он разъяснил Парису суть спора и подсказал ему идею, чтобы тот не продешевил и потребовал за свое судейство хорошую мзду. Парис — он все же был сыном царя и быстро освоился с обстановкой — поинтересовался, что он может иметь с богинь за золотое яблоко.

— Я сделаю тебя самым' могущественным царем, — сказала Гера.

— Я сделаю тебя самым мудрым и смелым героем, — заявила Афина.

— А я, — прошептала Афродита, — сделаю тебя мужем самой красивой женщины.

Парис немного поколебался: хотелось и того, и другого, и третьего. Он даже забыл, что уже имел жену. Но страсть к прекрасному взяла свое. Он протянул яблоко раздора Афродите.

Гера и Афина удалились, пообещав мстить ему, а Афродита стала его покровительницей. Начала она с того, что во время спортивных состязаний в Трое Париса опознали и приняли в царскую семью.

Теперь, уже на правах царского сына, Парис отправился в Спарту, где, по словам Афродиты, его ждала самая прекрасная женщина. Увидев ее, Парис понял, что Афродита