Быстро написав послание, он протянул листок мне.

Я опустил глаза и прочитал следующее:

«Максим, если тебе нужна помощь, например, покинуть срочно страну, моргни три раза. Я помогу».

Я так удивился, что перечитал сообщение ещё три раза. Затем недоумённо посмотрел на начальника. Тот хмуро продолжал смотреть на меня в ответ, при этом напряжённо следил за моими глазами, казалось, сам боялся моргнуть, чтобы не пропустить, если вдруг я начну яростно мигать.

Пауза затягивалась, и тут я не выдержал.

— Да не буду я моргать! — наконец, воскликнул я. — Всё хорошо, правда. Лучше вы объясните, что происходит. Я совершенно ничего не понимаю.

— То есть как? — нахмурился он. — Ты не в курсе?

— Да абсолютно. Вообще не понимаю, о чём вы говорите, — честно ответил я.

Иннокентий Павлович взял листок, затем сложил его в четыре раза, немного подумав, порвал, выбросил в корзину для бумаг и долго на неё смотрел, видимо, решал, не стоит ли сжечь свою записку.

Затем произнёс:

— Да ко мне тут из госбезопасности ребятки приходили, интересовались тобой, — начал он, следя за моей реакцией.

Ну а для меня стало всё понятно. Всё же я ещё не пришёл в себя. Совсем ничего не соображаю. Видимо, это как раз то, о чём говорил министр безопасности Кожин. Что нам постараются сохранить гражданскую жизнь, и чтобы служба на государство никак не отразилась на нашей частной жизни. Вот, видимо, с начальником и решили провести беседу. Мне думалось, государственная машина штука неповоротливая, а тут вон как быстро всё сделали.

— Значит, интересовались тобой, — продолжал тем временем Иннокентий Павлович. — Я сначала отрицал, что знаю тебя. Сказал, что не видел такого, не помню. Потом опомнился, смекнул, что перебарщиваю. Ну и сказал, что ты у меня работаешь. Дал тебе хорошую характеристику, что инженер ты достойный. Работу свою знаешь, ответственный. Ну и всё как надо.

— Так, — протянул я. — И что дальше было?

— Мне сказали, что ты можешь исчезнуть, — после слова «исчезнуть» он сделал большую паузу, снова посмотрев на меня. — Ещё сказали, что иногда тебя будут привлекать, — снова долгая пауза, и за мной наблюдет. — к особо важной государственной работе. В общем, просили тебя в эти дни не дёргать, но зарплату платить. Обещали, что такие пропуски будут компенсироваться из государственного бюджета. А я при этом не должен создавать тебе никаких проблем и препятствий. А если вдруг ты пропадёшь, всячески тебя прикрывать. Как я понимаю, дальше эти командировки, настоящие, имею в виду, я должен буду согласовывать с… — Он закашлялся. — Блин, вот уж не думал, что на старость лет у меня появится куратор из ФСБ. — покачал он головой. — Так, во что ты там вляпался, Ларионов?

Слушал я его рассказ и не знал, как себя вести и как реагировать. Наш начальник не тот человек, с которым можно шутить, но тут я не удержался.

— Боюсь, Иннокентий Павлович, если я вам расскажу, мне придётся вас убить, — ответил я без тени улыбки.

Он долго смотрел на меня в ответ. Сначала я его выражение лица транслировало нечто вроде «Ну попробуй, рыпнись. Я сам тебя прямо на месте положу и замочу». Потом до него начало что-то доходить. Он мотнул головой, хмыкнул, а потом начал ржать.

— Ну, Ларионов. Шутник, блин!

Я тоже не удержался, и рассмеялся в ответ.

Наконец, отсмеявшись, он спросил:

— Выпить хочешь?

Я помотал головой, не на работе ведь, да ещё и утром.

— Так, не расскажешь, что там у тебя?

— Не расскажу, не могу, — ответил я.

— Ну смотри. Если помощь нужна будет, предложение в силе, — произнёс он.

— Спасибо вам большое. Очень польщён, — кивнул я.

— Ладно, Ларионов, — начальник не удержался и достал небольшую бутылку коньяка Hennessy VSOP. Налил себе в коньячный бокал и опрокинул залпом. — Иди, работай. И это, лучше не шути больше. Не получается у тебя это.

— Хорошо, — кивнул я и покинул его кабинет.

Я направился было на рабочее место, но тут встретился глазами с Леной, секретаршей. Та сидела на прежнем месте, и как только я вышел, старательно сделала вид, что меня совершенно не замечает. Видимо, с утра я был совсем рассеянный, потому что не сразу обратил на это внимание, зато сейчас до меня вдруг всё дошло. Вот я баран… Я же договаривался с ней на выходные встретиться, а потом, ничего не объяснив, просто её продинамил.

А сейчас пошёл мимо неё и лишь сухо поздоровался.

Представляю, что она там про себя думает, и какими словами меня обзывает.

Нет, не подумайте, я не подкаблучник и под женщин никогда не стелился. Но ошибки всегда признавал. И здесь я напортачил.

А чувство слабого пола лучше беречь. А то мало ли, что она мне в следующий раз в кофе подсыплет, и потом ведь не признается же.

Я ускорил шаг и направился не в свой кабинет, а к выходу, туда, где лифты.

На молчаливый вопрос Борьки — инженера-проектировщика слаботочных систем, ответил:

— Я на перекур.

Он посмотрел на меня удивлённым взглядом.

— Так ты же не куришь. Когда начал?

Я лишь усмехнулся и забежал в раскрывшийся лифт, услышав вслед: «На всех этот метеорит повлиял, на всех!»

Спустившись на первый этаж бизнес-центра, пробежался по небольшим магазинчикам, которых было в достатке. В одном купил конфеты, в соседнем цветочном присмотрел красивый букет и тут же побежал обратно в офис.

Благо на пути никто не встретился. Не хотелось бы сейчас объяснять, что это я тут разбегался, то курить несусь, то с цветами возвращаюсь.

Я вышел из дверей лифта и побежал по каменному полу в сторону кабинета Иннокентия Павловича. Надеюсь, он сейчас никуда не намылится, а то неловко выйдет.

Так увлёкся, что не заметил жёлтую табличку, свидетельствующую о том, что пол мокрый. А в следующий миг, уже летел лицом вперёд. Букет, который я сжимал в руках, попал аккурат в ведро, оставленное уборщицей.

Ну, прекрасно!

А самое забавное, что произошло это как раз перед открытой дверью в приёмную Иннокентия Павловича, и весь мой полет был прекрасно виден Лене.

Я, негромко ругнувшись, кое-как принял сидячее положение. Да, букету кранты. Хоть конфеты остались целы.

Краем взгляда заметил, что Лена ошарашенно смотрит на меня. Потом подскочила и подбежала к выходу.

— Максим Александрович, что с вами? Вам, может, помощь нужна? — удивлённо спросила она.

— Спасибо, Лена. Уж как-нибудь сам разберусь, — обречённо ответил я, принимая вертикальное положение, а затем протянул ей конфеты. — Это тебе. Букет… — я посмотрел на ведро с торчащим из него веником. — Тоже тебе, но его до тебя не донёс.

— Ой, спасибо! Как приятно! — глаза её расширились, а щёки покрылись румянцем. — Как неловко, спасибо большое!