И я начал писать книгу. Сначала одну, потом вторую. В этом мне очень помогли специалисты театра В. Каплан, Е. Егоров, Л. Хабарова — от них я почерпнул сведения об истории русского театрального искусства, о выдающихся актерах, меценатах, режиссерах, театральных художниках, получал книги по теории и философии театра. Не осталась в стороне и моя семья. Жена Нина Андреевна зорко следила за тем, чтобы в своих воспоминаниях я не впадал в излишнюю патетику. Дочери Анна и Наталья помогли с поиском нужной литературы по истории Санкт-Петербурга. Не остались в стороне внуки Коля, Андрей, Миша, Паша. Очень хочу, чтобы внучка Сонечка, когда подрастет, с интересом прочитала эту книгу. Это о них в первую очередь я думаю, когда с душевной болью рассказываю в своих воспоминаниях о разрушениях старого города, который так хочется оставить потомкам и всем будущим поколениям в неприкосновенной величественной красоте. Это для них я хотел сохранить портреты великих, к сожалению, уже ушедших моих друзей — Кирилла Лаврова и Андрея Толубеева, — у таких людей есть чему поучиться нам всем. Это во имя них, еще малышей, я старался весь свой век на строительном и общественном поприщах, надеясь, что никогда не возникнет разобщающая «четвертая стена» между наследниками моей жизни и городом, в котором им посчастливилось родиться. И которому они, как и я, надеюсь, будут служить верой и правдой.

Глава первая. Встреча и прощание

Начало века. Конец апреля. Вновь пришла весна и все преобразила. Зимние тяжеловесные облака, которые неизменно на протяжении почти всех холодных месяцев нависали над городом, словно заботливые материнские ладони, согревали его, защищали от ледяного дыхания космоса, незаметно просветлели и, раскрывшись, исчезли. Наконец-то глубокое питерское небо показалось горожанам во всей своей неизбывной вдохновляющей красоте. На солнце смотреть в упор невозможно: слепит до слез. Как будто в одно мгновение выплеснулась из земли молодая, трепещущая на теплом ветру трава, сады и парки окрасились изумрудными оттенками новой жизни природы. Уже на всех деревьях появились блестящие, не боящиеся разгорающегося солнца листочки. Вишня расцвела первой, словно спешила первой утвердиться в своей красоте. Сирень пока медлит, но вот-вот вспыхнут ароматным разноцветьем и ее тугие гроздья…

Первая гроза отгремела. И ликующая радуга в свои широкие весенние объятия заключила и Васильевский остров, и Пулковские высоты, отстоящие друг от друга на десятки километров. Зримо дышит земля, это особенно хорошо видно на восходе солнца, когда белый пар, витиевато курясь, поднимается белыми струйками к небу и исчезает в вышине. Дышится легко. В такую пору мне всегда вспоминается родная Сибирь. Хочется поскорее в лес, к подснежникам… Таких подснежников, как у нас в Сибири, я не встречал нигде: они чем-то напоминают тюльпаны — белые, желтые, сиреневые. В последнюю свою сибирскую весну я нарвал маме огромный букет подснежников, принес домой и водрузил на стол — нежный их аромат перебил резкий лекарственный запах, плотно окружавший маму уже не один месяц. Я увидел радость в маминых глазах и запомнил ее такой на всю жизнь.

Но это было давно. А сейчас мой Петербург готовится к таинству белых ночей. К. сезону катерных прогулок по рекам и речкам. К длительным променадам вдоль парадного невского фасада, представляющего стройную цепь зданий, поднятых на мощные цоколи. Эта выверенная перспектива иногда искривляется округлыми текучими линиями вросших в нее площадей. В пышной, в основном трехэтажной застройке преобладают дворцы и особняки, монументальные общественные здания. Сладко от сознания, что старинный город весной молодеет, радуется. Многие окна в домах распахнуты, на подоконниках — цветы… И самому страстно хочется жить! И как в детстве кричать — здравствуй, весна! Весна — дарящая не только надежды, но и новые встречи.

С сыном Кирилла Юрьевича Лаврова, Сергеем и его женой Марией Ивановной я знаком давно. По необходимости мы общаемся друг с другом. Такая необходимость случилось и той весной: несколько дней подряд мы пытались договориться о встрече, но все как-то не получалось: то я не моту, то Сергею некогда. После безуспешных попыток решили: пусть приедет вместо меня Саша — мой помощник, в любое время, удобное Сергею, и они посмотрят, что надо сделать по нашей общей проблеме.

Мы оба порадовались, что нашли такое простое решение, пожелали друг другу здоровья и обязательной встречи после майских праздников.

Более двадцати лет я возглавляю организацию «47-й строительный Трест». Про таких говорят: «столько не живут, сколько он работает». По давней традиции всякий рабочий день начинаю с «производственной базы». Небольшая диспетчерская, где по утрам собираются снабженцы, механики, руководители строек и те, кто с вечера забыл что-то заказать. Короткий разговор, конкретная информация — и обстановка ясна: я уже знаю, что делать, где нужно вмешаться, кому помочь. В тот день на строительстве жилого дома по Турбинной улице случилась неприятность. При разбирательстве открылись и попутные проблемы, которые от меня скрывали. Пришлось повысить голос, убеждая и стыдя начальника участка, поэтому телефонный звонок услышал не сразу. Сообразив, что сигналит именно мой мобильник, еще не отойдя от трудного разговора, буркнул в трубку:

— Слушаю!

Трубка молчала.

— Слушаю, — уже спокойнее сказал я.

— Михаил Константинович, это Саша.

— Говори, Саша, по быстрее.

— Я позвонил Сергею Кирилловичу.

— Саша, не звонить надо, а ехать к нему!

— Мы договаривались сначала созвониться. Я так и сделал, звоню, а там большая беда.

— Что за беда, Саша? Ты можешь говорить яснее?!

— Умер Лавров… Кирилл Юрьевич.

Я сжал трубку, наверняка изменился в лице, потому что ко мне взволнованно подбежал мой зять Володя:

— Что с тобой? Тебе плохо?

Я, молча, поднялся, пошел к двери, распахнул ее. Мне не хватало воздуха.

Я знаю, люди вечно не живут, но почему смерть выбрала сегодня именно этого, дорогого мне человека? Зачем не подарила ему хотя бы еще одну весну?

Я сжал ладонями голову. Кровь пульсировала в висках, причиняя острую боль. Мысли беспорядочно набегали и тут же уносились, как тучи, подхваченные ветром. Прикрыв глаза, я склонил голову, так, казалось,