Больше недели отец пролежал в реанимации — все висело на волоске. Дни и ночи для Юльки спутались…

Сейчас отец на третьем этаже, в светлой трехместной палате. Зыбкое равновесие, игра в «тянем-потянем» между жизнью и смертью окончилась, хоть, возможно, и не навсегда.

— Инфаркт-то обширный какой! — вздыхала и горько поджимала губы Полина Савельевна, соседка. — Это еще чудо, что все обошлось.

Да, разумеется, чудо. Правда, оказалось, что в жизни оно выглядит совсем по-иному, чем в сказке. Совсем, совсем по-иному выглядит в жизни чудо!..

В тот день, когда отцу стало легче, Юлька приняла важнейшее за все свои сознательные годы решение: отказаться от поступления в институт, идти работать.

Она слышала и читала, что подобного рода выбор обычно связан у людей с колебаниями и сомнениями, и очень удивилась себе, поскольку ничего похожего не испытывала. Юлька понимала: отец не поправится долго, а когда поправится, ему дадут инвалидность и работать он больше не сможет. Во всяком случае, работать, как раньше. Но если бы даже захотел и смог, не смогла бы Юлька. Не смогла бы больше мириться с его вечными командировками, вечными к нему звонками из дальних мест, где рабочий день в разгаре, когда в Москве спят; с его ответственностью за все и вся, с круглосуточными заботами о планах — выполненных и невыполненных, с увязками чего-то с чем-то, а также какими-то неувязками, с тысячью других вещей и понятий, о которых она наслышана с детства.

Юлька у папы одна. И он один у Юльки. Маму она не помнит. Мама умерла давно, когда Юлька была совсем маленькой. Неожиданно умерла — от гриппа. С тех пор дома болезнь эта считалась самой коварной и страшной. Во втором классе Юлька тяжело захворала — высокая температура, бред.

Надо было видеть папину неимоверную радость, когда врач определил корь!

Кстати, выбор Юлькой института — медицинский, и никакой другой! — как раз и определялся тем, что на свете продолжал существовать гриппозный вирус — грозный, неистребимый.

Приняв решение не сдавать в институт, а поступать на работу, Юлька никак не ожидала, что работать ей идти в сущности некуда.

На досках объявлений, развешанных на каждом шагу, в приложении к газете «Вечерняя Москва», на стендах у заводских проходных — повсюду бросались в глаза слова «требуются» и «приглашаются», за которыми следовали длинные перечни самых различных профессий и специальностей.

В ком только не нуждался город!

Требовались и приглашались строители и механики, шоферы и машинистки, бухгалтеры и плотники, научные работники и швеи-мотористки. «Водитель трамвая — интересная профессия!» — взывала афиша. «Водитель троллейбуса — интересная профессия!» — как бы спорила с ней другая. И невозможно было решить, какая же из них все-таки интересней.

В общем, требовался кто угодно и сколько угодно. Не требовалась никому лишь одна-единственная девушка, вот эта: рост метр шестьдесят пять, вес пятьдесят четыре, цвет глаз в плохую погоду серый, в хорошую — голубой, волосы русые, пора бы их чуточку постричь, лоб в меру высокий, нос ничего себе — нос как нос, не хуже, чем у других, улыбка… ну, нельзя сказать, чтобы обворожительная, но вполне подходящая, веселая улыбка. Девушка имеет аттестат зрелости со средним баллом четыре и пять, так что не совсем уж круглая дура, ноги, по мнению того же Славки, на зависть манекенщицам, нрав общительный, характер сносный, то есть характера, кажется, еще нет, но скоро какой-нибудь да появится.

Окончив пристрастное саморазбирательство, Юлька напоследок строила себе рожу и отходила от зеркала.

Было, разумеется, немало объявлений, призывающих молодежь учиться. Техникумы, институты, самые различные училища и школы извещали о наборах студентов, курсантов, учащихся. Однако Юльке подобные объявления не были интересны. Юлька не собиралась учиться, а уж потом работать. Она хотела начать работать, а уж потом учиться, точнее, учиться одновременно с работой. Она стремилась стать самостоятельной как можно быстрее, чтобы к тому дню, когда выйдет из больницы отец, факт свершился.

Именно реальное действие с ее стороны, в некотором даже смысле жертва, потребует от отца уж никак не разговоров, но ответного, встречного действия, тоже, если хотите, жертвы. Решительный Юлькин отказ от давным-давно взлелеянной мечты стать врачом не мог для него ничего не значить.

Noblesse oblige, положение обязывает, — любила говорить их француженка, со вздохом сожаления вкатывая кому-нибудь двойку.

И вот хорошо продуманный Юлькой план рушится. Окончив самую обычную школу, которая не спец и без модных уклонов, Юлька не имела и намека на какую-нибудь профессию, а потому поступить на работу не представлялось никакой возможности. Было так, будто кто-то невидимый повесил перед самым Юлькиным носом еще одно — последнее и очень короткое объявление:

НЕТ ВЫХОДА.

В момент особого отчаяния Юльке стало казаться, что такая надпись появлялась перед ней не раз, вполне реально, наяву. От всего этого можно было сойти с ума. В конце концов Юлька вспомнила, что подобные надписи во множестве развешаны по станциям метро и не содержат ни философского, ни просто огорчительного смысла. Тем более где-то рядом непременно существует, должен существовать полный оптимизма

ВЫХОД.

И выход действительно нашелся.

В свое намерение пойти работать, а не поступать в институт Юлька посвятила Валерию и Славку Колесова. Те каждый день звонили, постоянно начинали разговор с двух дежурных вопросов — о здоровье папы и о том, увенчались ли успехом ее поиски. Рассказав подробно об очередном посещении больницы, Юлька давала затем полный отчет о своих пока бесполезных мытарствах. Делала это, разумеется, без какого-либо расчета на помощь. Однако помощь пришла от Славки, вернее, полезный совет.

— Юлик, старуха, — начал однажды Славка бодро-весело — иначе он не умел. — Кончай ты свои походы. Теряешь в темпе.

— Ваше предложение, товарищ? — обозлилась Юлька. — Алло, что-то не слышу!

— В райком топай. Там помогут.

Юлька знала: по путевкам комсомола молодежь отправлялась на БАМ, на всякие знаменитые стройки, ехала поднимать, осваивать, возводить в самые далекие уголки страны. И никогда не слышала Юлька, чтобы кто-нибудь получил путевку в… Москву! Славкин совет показался не слишком серьезным, как, впрочем, представлялось легковесным все, что говорил и делал Славка до сих пор.

Однако, поразмыслив, Юлька решила в райком сходить — хуже не будет.

Войдя в здание райкома и миновав прохладный сумрачный вестибюль, она оказалась в недлинном коридорчике, в который выходило три-четыре двери. На стульях сидело несколько девчонок Юлькиного возраста или чуть старше. Все они лихорадочно зубрили Устав, то и дело перетягивая друг у друга и быстро листая книжку. «На бюро, — догадалась