понял, не успев узнать. Бабушка улыбнулась бы, засмеялась, сдерживая изумление, и спросила бы: что дальше? А ты бы рассказал, какая худенькая, но высокая та девушка, как она себя ведет – мило и приветливо, ничего из себя не изображая. Черты ее лица дышат добротой, и она не возражала, когда ты обнял ее. Волосы заплетены в косички, а на голове у нее в тот вечер был черный берет. В следующий раз ты узнаешь ее только после напоминания об этом берете.

«Что еще?» – спросила бы бабушка.

Хм. Ты рассказал бы, что когда вы с той девушкой познакомились, то оба преуменьшили свои заслуги в том, что делаете, и чувства к тому, что любите. Бабушка прервала бы тебя и спросила: почему? Ты не знаешь. Возможно, потому что год для вас обоих вышел неудачным, и когда вы убеждали себя, что хуже быть не может, судьба говорила обратное.

«И что? Во тьме нет утешения», – сказала бы бабушка.

Знаю, знаю. Думаю, мы оба не обратили внимания на эту встречу. Она была слишком короткой. А на нас столько всего навалилось. Время было неподходящим.

Бабушка положила бы нож и сказала: время никогда не бывает подходящим.

Ты бы вздохнул и поднял взгляд на небо без намека на облачко и сказал: кажется, в тот вечер, когда она вошла в бар, я почувствовал то, чего раньше никогда не ощущал. То, что нельзя было не заметить.

Когда бросаешь семечко, оно прорастает. Как-то, почему-то, но прорастает.

Ага. Согласен. Просто… Я встретил девушку, с которой как будто был знаком всю жизнь. Я знал, что мы встречались раньше. И знал, что снова встретимся.

Как ты узнал?

Просто понял. И там, в другом воспоминании – тебе хотелось бы верить – твоя бабушка была бы очень довольна. Она бы сдержанно улыбнулась – и засмеялась про себя.

В тот вечер, о котором шла речь, вечер, когда вы оба сочли встречу слишком мимолетной, ты отводишь в сторону свою подругу Мелиссу. Подвал паба на Саут-Ист-Лондон, небольшая компания, день рождения. Большинство уже почти пьяны или в эйфории – в зависимости от того, что больше нравится.

– Ну так что?

– Обычно я такого не делаю.

– Значит, хоть раз делал.

– Нет, честно. Честно-пречестно, – говоришь ты. – Но ты сначала представь меня своей подруге.

Хотел бы ты сказать, что в этот момент диджей замиксовал что-то быстрое, вроде ‘Move On Up’ Кертиса Мэйфилда, с чем-то похожим. И что, когда играла песня ‘Fight the Power’ группы Isley Brothers, у тебя возникло не совсем понятное тебе самому желание, но ты знал, что надо действовать. Кажется, позади тебя гудел танцпол, молодежь двигалась, будто на дворе 1975-й. Тогда эти танцы были одним из немногих проявлений свободы для вашей молодежи. Вспоминаешь ты это или выдумываешь, говори что хочешь. Но ты обещал быть честным. В действительности присутствие той девушки ввело тебя в ступор, и ты пожал ей руку, вместо того чтобы обнять.

– Привет, – говоришь ты.

– Привет.

– Вы оба творческие люди, – произносит Мелисса, спасая вас от неловкой паузы. – Она очень талантливая актриса.

Девушка мотает головой.

– А ты чем занимаешься? – спрашивает она.

– Он у нас фотограф.

– Фотограф? – повторяет девушка.

– Делаю снимки. Иногда.

– Да ты и впрямь фотограф.

– Да, может быть.

– Как скромно.

Застенчивая, думаешь ты. После разговора она следует за тобой в темноту бара. Луч красного света падает на ее лицо, и ты замечаешь проблеск чего-то – какой-то доброты в чертах ее открытого лица. Ее взгляд в ловушке, она наблюдает за разговором твоих рук, слушает, как они сокращают путь от губ до уха, и отвечает на своем родном языке. Знакомый диалект, замечаешь ты: так говорят у южного течения реки, в местности, которую ты мог бы назвать своим домом. И в этом смысле между вами есть то, что не нуждается в словах, то, что вы оба понимаете и выражаете самим своим существованием.

– Хочешь что-нибудь выпить? Давай я принесу?

Ты оборачиваешься и видишь Мелиссу, которую до этого не замечал. Она ссутулилась, сжалась. Улыбается, но поза выдает, что она чувствует себя отвергнутой. Укол совести заставляет тебя позвать ее к вам.

– Ребят, хотите выпить?

Лицо девушки раскрывается в искреннем и добром изумлении, ее рука обхватывает твою руку. Тянет тебя за собой, ты ей интересен. Танцпол стал посвободнее, на нем воцарилась тишина, полная предвкушения. Затем торт со свечами, попытка красиво спеть хором ‘Happy Birthday’. Ты достаешь камеру из сумки на плече, наводишь объектив на именинницу Нину, которая загадывает желание. Одинокая свеча на торте похожа на крохотный солнечный лучик. Когда толпа расходится, тебя толкают из стороны в сторону. Нам всем хочется иметь воспоминания в вещественном виде, и твой долг, как единственного фотографа, их предоставить.

Снова играет музыка. Все танцуют небольшими группами, очертания лиц в полутьме замирают в фокусе твоего объектива. Диджей держит темп. ‘Could Heaven Ever Be Like This’ Идриса Мухаммеда – в самый раз.

Выбравшись из толпы, оказываешься у барной стойки, в попытках высмотреть ее вытягиваешь длинную шею. Когда ты в последний раз искал взглядом ту девушку, в тот самый вечер, о котором шла речь, вечер, когда вы оба посчитали встречу слишком мимолетной, ты понял: она ушла.

4

Сейчас зима. Теплая зима – в вечер вашего знакомства ты неверно рассчитал расстояние от станции метро до паба, и спустя полчаса пешком у тебя выступил холодный пот на лбу, – но все же зима. Не та пора, чтобы влюбляться. Встретить кого-то в догорающем пламени летнего вечера – все равно что разжечь его снова. Вы скорее окажетесь на улице только затем, чтобы глотнуть свежего воздуха после духоты ночного клуба. Возможно, ты примешь предложенную сигарету, сощуришь глаза, чувствуя, как никотин щекочет мозг, и выдохнешь в застоявшийся жаркий воздух лондонской ночи. Зимой придется по-быстрому стряхнуть пепел и отправиться домой, но летом, если посмотреть в небо, осознаешь, что синева его не стала глубже в последние месяцы.

Ханиф Абдурракиб сказал, что влюбленность – это «растущее желание, которое не может воплотиться». Ты упоминаешь ту девушку в разговоре с лучшим другом, стараясь собрать ее образ из воспоминаний прошлого вечера – как будто соединяешь фрагменты мелодии в новую композицию.

– Стой, я ее, кажется, не помню.

– Высокая такая.

– Ага, ладно.

– Была в черном.

– Не-а, не помню.

– Смотри, вот бар, – ты складываешь руки буквой L. – Я стою здесь, – показываешь на уголок.

– Постой-ка.

– Ну? – говоришь ты раздраженно.

– Тебе поможет, если я скажу, что весь вечер