другу и обратно, в приливах и отливах, а между вами – океан. Из трубки доносится сонное посапывание, ты тихо вздыхаешь, надеясь не разбудить ее. Выключаешь свет, уплываешь в сон, уже легче, ты сошел с корабля тревоги.

10

– Печенье хочешь?

– Н-ну…

– Да не стесняйся, бери парочку.

Ее мама ставит на столик прямо перед тобой большую жестяную банку с разными видами печенья. Ты берешь пару шоколадных и макаешь одно в чай. Печенье размокает, половина его тонет в эрл-грее.

– Ну и как твои дела? – рассеянно спрашивает ее мама, тыкая пультом в телевизор. Переключая каналы, останавливается на репортаже с зимних Олимпийских игр. Вы наблюдаете, как четверо спортсменов скользят по ледяной трассе в продолговатых санях, похожих на зауженную обтекаемую капсулу.

Ты пришел к ней домой за своей толстовкой. Вы должны были встретиться до того, как она снова уедет учиться на целый год за границу, но в этом городе часто приходится менять планы и переносить встречи. Было воскресенье, поезда в обе стороны отменялись один за другим, и, в конце концов, вы сдались. Теперь ты здесь, без ее присутствия, и это даже хуже, чем ее отсутствие. Ты здесь, у нее дома, пришел за своей толстовкой, которую собирался забрать и уйти к себе домой, где ты один, где слышно, как громко гудит тишина.

Когда ты вошел, ее мама поздоровалась и предложила чаю. Ты отмечаешь ее элегантность, хоть она и немного шаркает ногами. Скорее сосредоточенно, нежели беспокойно, она подходит к шкафчикам и открывает их в поисках банки с печеньем.

– Дурацкий какой-то спорт, – говорит ее мама. Картинка сменилась. Теперь женщина-спортсменка медленно толкает камнеобразный предмет по льду, отпуская в какой-то момент изогнутую ручку, приделанную сверху. Еще две женщины, вооруженные щетками с длинными ручками, трут лед, будто он грязный. Невидимый путь расчищен, и предмет бесшумно скользит по глади льда, достигая круга-мишени.

– Ах да, подожди, я сейчас, – слышно, как она шаркает где-то в доме. Вернувшись в гостиную, ее мама вешает твою толстовку на спинку одного из стульев.

– Чем сегодня занимался?

Вечер субботы. Заполняя пабы, бары и танцполы, люди во всем городе бастуют против своих будничных обязанностей. Тепло, которым недавно дразнилась зима, было всего лишь иллюзией. Весь день ты был дома: утро провел за столом, написав немного – чуть-чуть, но уже что-то, ты что-то написал. Остаток дня, лежа под одеялом, ты перечитывал роман «Северо-Запад» Зэди Смит.

– Мне нравится, как она пишет, – говорит ее мама.

– Она мой любимый писатель. К «Северо-Западу» я возвращаюсь чаще всего. Возможно, так и надо сформулировать этот вопрос: вместо того чтобы спрашивать, какая у тебя любимая книга, лучше спросить, а что заставляет тебя к ней возвращаться?

Летним вечером в прошлом году ты принес свою потертую копию «Северо-Запада» на автограф-сессию Зэди. Коричневый тюрбан, золотые серьги-кольца в ушах и уверенность в лице, хотя в начале вечера она призналась, что очень нервничает. Она излучала спокойствие, степенность, мудрость. Она поняла, что ты немного стесняешься, слегка ошарашен – твой друг поклясться готов, что ты почти плакал – поэтому сама повела разговор:

– Откуда твоя семья?

– Из Ганы.

– О, моя мама была замужем за ганцем, недолго. Прекрасный народ!

– А что случилось? Я про вашу маму.

– Не все в этом мире складывается так, как нам хочется.

Вы еще немного поговорили, и ты попытался – безуспешно! – объяснить, как много значит для тебя эта книга. Столько совпадений между твоим юго-востоком Лондона и ее северо-западом!

– А где на юго-востоке?

– В Кэтфорде.

– Моя бабушка жила там. В детстве я часто бывала в Кэтфорде.

Пока она подписывала книгу, ты улыбался, не в силах больше сказать ничего этой женщине. Не в силах сказать, что перечитал ее роман множество раз и перечитаешь еще столько же. Признаться, в каких моментах у тебя перехватывает дыхание, а в каких – округляются глаза. Иллюстрации желания – «…они подходили друг другу. Всегда подходили. Но какой смысл в том, чтобы подходить друг другу только в одном и ни в чем больше…», – закутавшиеся в абзац, не ускользнули от твоих глаз. И когда ты читаешь ее эссе об этой книге – «Хеппи-энд не для всех. Кто-то всегда остается на обочине. А в Лондоне, где я живу – таком, какой он сегодня, – этим кем-то чаще всего оказывается черный мужчина» – тебе хочется сказать, что ты пережил это сам.

Ты хотел признаться ей, что потрясающе емкие фразы, в которые она вкладывает свою душу, – и есть та причина, по которой ты пытаешься делать нечто похожее, что бы из этого ни вышло.

Ее маму явно заинтересовало упоминание того, что ты тоже пробуешь писать.

– Я закончила магистратуру по драматургии, сценарист. А ты прозаик?

– Не знаю, типа того. На самом деле это просто дополнение к фотографии. Пробую найти еще один способ рассказывать истории. Но я и правда читаю много романов.

– Итак, – говорит она, закинув ногу на ногу, – на самом деле в литературе существует лишь две фабулы: чужак приходит в город или герой отправляется в путешествие. Все шедевры – просто вариации этих сюжетов.

Прощаясь, ты обдумываешь ее слова. А что насчет «Северо-Запада», в финале которого победителей нет? Кто здесь чужак? Кто свой? И что у них за путешествия?

И как насчет твоей жизни? Кто чужак? Кто свой? И что здесь за путешествия? Или нет – чего ты хочешь достичь? Ты уже выяснил, что четкий ответ рождается, если быть честным. Это и есть путешествие? Движение к честности? К открытости? К чувствам?

Ты не знал, стоит ли обнять ее маму на прощание, но доверился порыву – обхватил ее ненадолго своими длинными руками. От нее пахло землей после дождя. Так пахнет в месте, которое ты мог бы назвать своим домом.

Ты надеваешь толстовку, пока ждешь автобус. Она хранит ее запах: сладкий, как цветочный лепесток, как лаванда, которую сорвали в разгар летнего цветения. Ты надеваешь наушники и включаешь ‘Church’, мини-альбом Келси Лу с большим количеством оркестровых сэмплов, которые приводят тебя в тихий восторг. Сейчас ты мог бы очутиться где угодно, прикрыть глаза, окутаться ее присутствием, что так трудно сделать в ее отсутствие. Но ты дома, с мелодией, переходящей в ударные соло. Ты дышишь спокойно, легко.

11

Она звонит, когда ты едешь на ДЛМ[2] от Бэнка до Луишема. Совсем недавно шел снег, слой белой пыли на грани таяния. А по дороге на станцию единственный след от него остался только у тебя в