ощутил на себе взгляд госпожи Елены, словно булавка вонзавшийся в его затылок. Она тоже немало изводила его.

Никогда не была ему люба эта женщина с деревянной плотью и языком поганее, чем у куриных торговок на стамбульском базаре. Не будь ее родичей, обольстивших его своими лживыми посулами, он ни за что не женился бы на ней. Неоднократно пытался Илиеш расторгнуть этот брак, но каждый раз вмешивался со своими советами Батиште.

— Что правда, то правда, — Елена некрасива, — с притворным сочувствием говорил он. — Но невелико горе. Красивая женщина — беда в доме. Не зря турки держат их под замком.

— Было бы только одно это, кир[8] Батиште, но она к тому же зла и до золота жадная. Она, как бездонный мешок, — сколько не сыпь, — все равно не заполнишь.

— Из торгового сословия происходит Елена и цену деньгам знает. Ежели она не привлекательна и твоя милость желает порадовать свое сердце, — пожалуйста! Красавиц сколько хочешь в этой стране!

Александр не заставил долго себя упрашивать и стал искать утехи в других домах, хозяйки которых лили вино в чаши и бальзам любви на сердце. Госпожа Елена знала о похождениях супруга, слышала, как за ее спиной хихикают боярыни, ловила на себе насмешливые взгляды. Она ненавидела их и завидовала им, что они были здоровыми и румяными, белокожими и свежими, с глазами полными соблазнительного огня. И хотя она — государыня сей земли, а те всего лишь боярские жены или дочери, ей же подчиненные, в этой неравной борьбе, в которой главным оружием была красота, она постоянно чувствовала себя побежденной. Ненависть ее обрушивалась не только на боярынь и содержанок, уводивших у нее мужа, но еще круче на самого Александра. Он делал из нее посмешище.

В затененной комнате, среди сундуков, обтянутых кожей, набитых разными сокровищами, покинутая и пожираемая пламенем ревности, Елена с паучьей старательностью плела для Александра сеть погибели. Не пользуясь его любовью, деньгами господаря она пользовалась сполна. Скупала драгоценности, украшения, складывала червонец к червонцу, от имени и за счет господаря брала у купцов меха и ткани, хотя прекрасно знала, что платить ему нечем. Когда Александр призывал ее к умеренности и выговаривал за расточительство, которое она творила, Елена, зло глядя на него, цедила сквозь зубы:

— На полюбовниц не скупишься, а я, господарыня земли сей, одета хуже последней боярки, и мне даже нечего нищему подать!

От ее подлого языка Александра мутило, и он отступал. Елена же использовала любую возможность, чтобы накопить как можно больше добра, которое позднее намеревалась под охраной отправить к родичам в Царьград. Видела Елена, что дела казны из рук вон плохи, что с большими трудами удается собрать подати, что ростовщики поднимают шум, а местные бояре стали открыто противиться господарской власти. Понимала она, что под золой обманчивого благоденствия тлеет огонь, который рано или поздно превратится в пламя. И тогда за все придется держать ответ Александру И дабы не разделять его судьбы, она, не мешкая, уедет сразу же после Пасхи, о чем уже объявила мужу.

Воевода Александр воспринял весть о предстоящем отъезде супруги с потаенной радостью. Избавясь от этой злыдни, он не только заживет спокойнее, но еще и избежит опасности быть отравленным собственной супругой.

В церкви стало тихо. Шепотки возникали и терялись в пышных боярских бородах. Нечто угрожающее чудилось Александру в том не ясном шепоте. Краешком глаза он глянул на бояр: лица их были смиренны. «Стоят, благочестивые, покорные, — подумал воевода, — а что у них на уме? Яд! Все враги лютые, но всех лютей ворник Лупу. Он — глава назревающего бунта, ом науськивает бояр.

И в стамбульских канцеляриях плетет козни, дабы скинуть его с престола. Змеюку эту надобно было с самого начала схватить и раздавить».

Воевода ощутил, как горечь наполняет рот. Глухая боль засверлила под правым ребром. Он наклонился к своему советнику.

— Прикажи подавать карету! Неможется мне.

Батиште повернулся к логофету и проговорил:

— Карету! Сейчас же!

Логофет вышел на цыпочках из церкви и вскоре вернулся.

— Карета ждет у выхода, — шепнул он на ухо советнику.

Господарь покинул церковь в сопровождении Батиште. Проходя сквозь строй расступившихся бояр, он вновь наткнулся на взгляд ворника Лупу. Воевода нахмурил брови и с отвращением отвернул лицо. Во второй раз за ночь лезет ему на глаза этот гадючий сын!

Со стоном повалился он на мягкие подушки кареты.

— Что с тобой, твоя милость? — заботливо спросил Батиште.

— Очень уж печень разболелась!

Как только они добрались до дворца, советник послал за лекарем. Доктор Пергаль, сухощавый и близорукий немец, ощупал живот господаря и укоризненно покачал головой:

— Не надо много кушай, эксселенц...

— Ты бы, наверно, хотел увидеть меня умирающим с голоду, — ответил ему жалобным голосом воевода.

Лекарь дал ему выпить настойки мяты и положил на живот два свиных пузыря с горячей водой.

— Нихт шпиг, нихт мясо, нихт...

— Нихт, нихт!.. — раздраженно передразнил его Александр. — Позвать слугу, пускай разденет меня! А ты мне более не надобен, — махнул он на лекаря рукой, чтоб тот убирался восвояси.

— Абер... — воспротивился немец.

— Позовем, позовем, коль нужда будет, — тихонько подтолкнул его к двери Батиште. — Господарю теперь отдых требуется.

В двери лекарь столкнулся со слугой, который нес халат и домашние туфли господаря. Батиште бросил на него косой взгляд. Парень прошел, не подняв головы. Слуга был дальним родственником Батиште, прибывшим из Фанара. Мало ему забот и неприятностей с делами государства, которые господарь навалил на его плечи, еще и эти бездельники! И всем подавай большие должности, и всем хочется прикопить приличное состояние... И этот перекати-поле свалился на его голову со своими барскими замашками. И так с большим трудом пристроил его при господарской опочивальне. А он еще рожу воротит, словно что-то ему должен остался. И что он за родственник? Сын какой-то двоюродной сестры, которую он и сам-то толком не знает.

Скинув тесные одежды, которые стягивали тело, как панцирь, воевода облегченно вздохнул. Ощупал свой живот и, почувствовав облегчение, сказал:

— Не худо бы причаститься, кир Батиште.

— Сейчас позову чашника и стольника!..