Ворник Лупу, находившийся во главе толпы, привстал в стременах и крикнул:

— Люди добрые! Великий суд свершился, враги наши уничтожены! Грабители и обидчики народа в прах втоптаны!

Толпа принялась восторженно свистать и размахивать дубинами.

— Возблагодарим господа за то, что сотворил справедливость!

И вновь раздался радостный рев, и в воздух взлетели кушмы[15].

— Покинул нас воевода Александр, который стоял за греков, — продолжал ворник Лупу. — Другого господаря теперь выбирать надобно.

— Пускай твоя честь будет нам господарем! — раздалось несколько голосов из боярских рядов.

— Ворника Лупу — господарем! — загудела чернь. — Ворника Лупу хотим!

А в это время сквозь бесновавшуюся толпу прокладывал себе дорогу широкоплечий человек в лохмотьях. На шее у него висела сума. В его блуждающих глазах горело пламя безумия. Остановившись перед ворником, он принялся в упор разглядывать его. От напряжения лоб его покрылся испариной. Он делал нечеловеческие усилия, дабы что-то вспомнить.

Толпа волновалась:

— Ворника Лупу — хотим! Ворника Лупу!..

Внезапно лицо нищего просияло. Он подошел вплотную к ворнику и впился в него взглядом.

— Ты ворник Лупу?

— А ты кто такой? — спросил в свою очередь тот, не отвечая на вопрос.

— Не признаешь?

— Вроде бы нет, — молвил недоумевающий ворник.

— А Илинку, дочерь мою, — знаешь?

— Скынтеяну... Ты это?

— Я! Давно ищу тебя, барин, давно...

— Что у тебя ко мне за дело?

— Хочу женить тебя на Илинке. У меня красивая дочь! — хихикнул он. — И свою мужскую похоть ты с ней справил! Найму музыкантов на свадьбу и петь буду, и плясать буду...

Мужчина принялся скакать, издавая дикие крики.

Ворника прошиб холодный пот.

— Уберите его, — приказал своей страже. — Он безумный!

Несколько парней спешились и схватили сумасшедшего. Однако тот с неожиданной силой стряхнул их.

— Ага! — крикнул он, и лицо его исказилось ненавистью. — Господарем быть захотел, греческое отродье!

Скынтеяну возвел руки к небу:

— Прочь, безумные! Кого господарем выкликаете? Этого кровососа? Греческое отродье? Грек он, Христом клянусь, — грек!..

Глаза безумца стали рыскать вокруг. Он увидал белевшую на земле лошадиную кость. Проворно схватил ее, и с нечеловеческой силой метнул в ворника. От страшного удара в голову Лупу покачнулся в седле, застонал и поднес руку к рассеченному лбу. Пальцы окрасились кровью. Он поднял руку над головой и, собрав последние силы, прошептал:

— Одной крови мы, братья!

Затем свалился на руки своей стражи. Его понесли и уложили на подводу.

— Отвезите ко мне домой! — приказал боярин Башотэ. — Сдайте ворника на попечение госпожи моей Аглаи.

Возница взмахнул бичом, и подвода с раненым ворником понеслась по ухабам. Оставшиеся на месте бояре, потрясенные тем, чему только что были свидетелями, приказали повесить безумца.

— Откуда взялся этот мерзавец, осмелившийся запустить костью в ворника? — спрашивали бояре.

— Какой-нибудь греческий лазутчик, — высказал свое мнение Башотэ.

Всю дорогу, пока Скынтеяну волокли к виселице, он продолжал хохотать. И только петля остановила этот безумный смех.

Долгое время еще раскачивал ветер на обочине дороги тело повешенного безумца, привлекая воронье и наводя ужас на проезжающих. Много дней пролежал после нанесенного ему удара ворник Лупу в доме боярина Юрашку Башотэ. А тем временем, посоветовавшись между собой, кого выбрать господарем, сговорились, в конце концов, бояре привести Мирона Барновского, который уже однажды княжил и покинул престол, потому как отказался уплатить прибавку к дани, как того требовали турки. Однако некоторые бояре хотели видеть господарем ворника Лупу.

— Ворник Лупу, — говорили они, — человек совестливый. Для родной стороны и добра нашего старается.

— Теперь-то он, может, и старается, — молвил боярин Чехан, — а как окажется на престоле, кто его знает, что творить станет. Барновского же мы все знаем как господаря доброго и справедливого.

И так отправились бояре в Устию, дабы поклониться Мирону Барновскому уже как господарю. Обо всем этом ворник узнал позднее. Теперь же он лежал без сознания в постели под заботливым присмотром госпожи Аглаи и верного Асени, который непрестанно менял мокрые полотенца на его рассеченном лбу.

Когда он, наконец, открыл глаза, то показалось ему, что вернулся с того света.

— Где я нахожусь? — спросил он слабым голосом.

— В доме логофета Башотэ, — ответил Асени.

— Кто ты?

— Констанди Асени, твоя честь.

— Илинка где?

Асени отвел глаза и смущенно умолк. Откуда ему было знать, где пребывает та Илинка, имя которой в бреду ворник произносил не раз, шепча слова любви, те нежные и жгучие слова, которые мужчина говорит любимой, может, только раз в жизни. Сам того не желая, Асени проник в тайну ворника. Он давно наблюдал за ним и знал, что слывет тот человеком на слова скупым, но твердым в своих намерениях. О нем говорили, что он неустрашим и несгибаем, горд и решителен. Кто же такая Илинка, перед которой суровый ворник становился таким нежным.

К вечеру, после долгого молчания, ворник спросил:

— Знаешь ли ты, что стало с тем человеком, который меня ударил?

— Его тогда же и повесили, твоя честь, — ответил Асени.

Ворник стиснул зубы, лицо его стало каменным.

Вскоре вошла госпожа Аглая со слугой, державшим поднос.

— Благодарение небу, ворник, что вижу тебя, наконец, с ясным взором, — томно улыбнулась ему хозяйка дома.

— Целую очи ясные, сударыня, и благодарствую, что уберегла меня от погибели! — погасшим голосом промолвил Лупу.

— Вот принесла тебе сотовый мед и теплый хлеб. Ешь на здоровье, ворник!

— Низко кланяюсь за твою заботу, сударыня, но есть мне неохота.

Госпожа Аглая хитро глянула на него и погрозила пальчиком:

— От любви не уберегся и ты, жупын ворник? Опалила твое сердце эта Илинка!

Ворник нахмурил лоб и повернулся к стене.

— Тяжкие грехи совершаете вы, мужчины, — не унималась хозяйка.

— Грешат все! — ответил Лупу, не поворачивая головы. — И на твою долю грехов хватает, боярыня.

Лицо