Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Странное чувство охватывает меня, не совсем озноб и не совсем дрожь. Это просто… Я не знаю. Я не могу этого объяснить. Моё сердце бешено колотится, и я на взводе, готовый начать действовать. Я знаю, что это может быть из-за моего посттравматического стрессового расстройства, но такое чувство… И снова у меня нет слов, чтобы описать охватившее меня чувство.
Меня тянет в заднюю часть моей хижины, на крыльцо, где я прислоняюсь к перилам и напрягаю зрение, чтобы разглядеть что-то, хоть что-нибудь в темноте.
Тени переплетаются в густом лесу, лунный свет то тут, то там отражается от ветвей. Серебристый свет смешивается с тёмно-синим небом, тёмно-коричневой землей и жёлтым сиянием звёзд, и внезапно я оказываюсь не здесь.
Я снова там. В темноте. Не чувствую своих рук. Не уверен, что произошло. Цвета то меркнут, то гаснут, а крики и взрывы проникают в моё подсознание и заставляют мою голову пульсировать. Эллиот. Эллиот! Куда он делся?
Воздух наполняется шипящим звуком, за которым следует дым.
— Чёрт, — ругаюсь я себе под нос, закрывая свой разум от этого ужасного воспоминания и возвращаясь к настоящему.
Оглядываясь через плечо, я вижу, что кастрюля, находящаяся на огне, закипела и начала тушить то самое пламя, которое её подогревало. Кажется, где-то здесь есть подходящая метафора для моей жизни, но я слишком устал, чтобы думать об этом.
Я беру полотенце и осторожно снимаю кастрюлю с конфорки, ставя её в раковину остывать. Моя левая рука дрожит, что не должно меня удивлять. Меня всегда трясёт после воспоминаний.
Подняв дрожащую руку, я провожу пальцами по волосам и делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я больше не хочу есть, и ни за что на свете не усну прямо сейчас. Я, пожалуй, посмотрю, действительно ли что-то было в лесу раньше.
Схватив пальто, походные ботинки и налобный фонарь, я выхожу на улицу, под ясное ночное небо.
2
Ари
Ладно, я могу это признать. Ночевать здесь в одиночестве, возможно, было не самой лучшей моей идеей.
Как писатель-исследователь паранормальных явлений, я проводила ночи во многих странных местах. Особняк в Винчестере с привидениями, тюрьма Алькатрас и даже психиатрическая лечебница Пеннхерст, и это лишь некоторые из них.
Однако я замечаю, что, хотя эти места, возможно, и страшнее, когда речь заходит о призраках и вурдалаках, у всех них есть стены и крыша.
Бескрайняя дикая местность Дымчатых гор? Не очень-то.
Не поймите меня неправильно, прогулка сюда была великолепной. Я уже почти заполнила целый альбом рисунками цветов и дикой природы, чтобы дополнить серию статей, которые собираюсь опубликовать об этом последнем предприятии. Но сейчас темно и намного холоднее, чем я думала, и эта палатка далеко не такая прочная, как уверял меня продавец в магазине спортивных товаров.
Тем не менее, я живу по-своему, делаю то, чем, я уверена, гордились бы мои родители.
С моих губ срывается тяжелый вздох, когда я откидываюсь на спальный мешок и груду одеял. У меня не так много воспоминаний о моих родителях до того, как они умерли, когда мне было семь лет, но больше всего я дорожу рассказами на ночь.
Я никогда не любила сказки. Я хотела, чтобы в моих историях было что-то странное, увлекательное и неожиданное. Когда мой отец рассказал мне легенду о Человеке-мотыльке, который в 1960-х годах бродил по маленькому городку в Западной Вирджинии, меня это зацепило. Сначала моя мама пришла в ужас, но вскоре смирилась с тем, что мне нравятся все эти безумные истории о сверхъестественных чудовищах.
Возможно, она несколько раз насмехалась над моим отцом за то, что он поощрял мои интересы, но я помню, как она улыбалась и присоединялась к нам на улице всякий раз, когда папа разводил костер и рассказывал свои любимые истории о снежном человеке или наблюдениях НЛО в этом районе за последние сто лет.
Дело не в том, что я на сто процентов верю в правдивость каждой истории или опыта. Я не так уж мало знаю о лжецах, мошенниках и тех, кто охотится на людей. Но даже если пять процентов из сотен тысяч встреч основаны на реальности… чёрт возьми, если хотя бы один процент из всех историй о похищении инопланетянами или встрече с привидениями были правдой, разве это не стоит того, чтобы расследовать?
По словам моей тёти Морин, ответом будет категорическое «нет».
Я закатываю глаза, вспоминая её недоверчивый взгляд, когда я сказала ей, что собираюсь посетить самые посещаемые и паранормальные места по всей территории США, чтобы задокументировать свой опыт. Какая-то часть меня разделяет её сомнения. Мне двадцать два года, и я выхожу в большой плохой мир, вооружённая лишь степенью бакалавра журналистики и достаточной финансовой поддержкой от моих немногочисленных, но преданных подписчиков в интернете, чтобы оплатить бензин и ночлег.
Если бы моя безопасность была причиной её беспокойства, это было бы одно дело. Но тётя Морин… Она всегда принижала память о моём отце. Он ей никогда не нравился, и, хотя она не говорила об этом прямо, я ей тоже никогда по-настоящему не нравилась.
В мои мысли вторгается скрип, заставляя меня быть настороже. Каждый мускул напрягается, когда я прислушиваюсь к возможной угрозе. У меня включён мой наручный диктофон ЭГФ (прим. перев. — электронный голосовой феномен), который измеряет звуковые эффекты электронного голоса для последующего воспроизведения.
Я тащила свою толстую задницу в гору не ради упражнений. Нет, спасибо. Я сделала это, чтобы стать первым человеком, который официально проведёт расследование и зафиксирует свои находки в заброшенном шахтерском городке в Дымчатых горах. Раньше он назывался Слэйтсвилль, но это было больше ста лет назад.
Недавние видеозаписи, сделанные туристами, показали, что в долине, где находится старый город, происходят странные вещи. Долгое время никто не мог даже добраться туда. Я случайно наткнулась на то, что выглядело как новая трасса, протянувшаяся от подножия горы прямо сюда, примерно в полумиле от очага зафиксированной активности.
Может, здесь и нет ничего сверхъестественного, но что-то происходит, и я хочу быть первой, кто сообщит об этом.
Справа от меня шуршат листья, а затем раздается уханье совы, от которого у меня перехватывает дыхание.
— Ты слишком остро реагируешь, — говорю я себе. Я просто не привыкла к походам в глуши. Хотя