Указатели на грязной желтой стене, вероятно, остались еще от строителей Вавилонской башни — только этим можно было объяснить наличие указателя на урду.

— Там написано «Вниз».

Таджи указал на остатки былого великолепия в виде стальной викторианской лестницы, которая вилась вокруг ажурной решетки шахты лифта. Лестница была столь прекрасна, что Хиран на мгновение застыл, очарованный искусной работой, и Таджу пришлось одернуть его.

В подвале архитектурных украшений не было и в помине. Вереница холодных коридоров с низкими потолками источала сырость. Шаблонный геометрический узор был слабой, заведомо проигрышной попыткой скрасить унылое однообразие коричневых стен, которые, по-видимому, когда-то тоже были желтыми. Картину дополняла липкая лента, удерживающая вздутый линолеум.

— Куда дальше? Что там в инструкции? — шепотом спросил Тадж.

Хиран пожал плечами.

— Ждем здесь, — ответил он. — Тем более что уже почти время молитвы. Комнаты для молитв вон там. — Он мотнул головой в сторону.

Тадж кивнул и сполз по стене, усаживаясь по пол. Хиран двинулся по коридору, доставая из кармана фотографию Чуми и малышей; он держал ее у самого сердца. Фото запечатлело не улыбки, а лохмотья. Именно поэтому он должен был… Эта фотография напоминала ему: он правильно поступил, отправившись в Лондон, пойдя на такой риск, собираясь сделать то, что он собирался. Если у него получится, это изменит их жизнь к лучшему.

— Ты будешь молиться? — спросил он.

Тадж покачал головой.

— Не уверен, что Аллах простит нас, — сказал он, — мне нужно подумать.

Хиран чувствовал что-то подобное. Но он был набожен и, сняв, как предписано, обувь, тихо вошел в душную комнату. Кроме него, в западном крыле нашелся только один человек, который хотел помолиться в этот час. Время бежит быстрее, если молитва объединяет многих. Но сегодня Хиран был счастлив, что комната почти пуста. Ему нужно было собраться и вымолить прощение у своего Бога за то, что он намеревался сделать.

Когда он вынырнул из молитвенного транса, то был уже один. Он почувствовал себя лучше. Он был уверен, молитва была не напрасной. В коридоре Тадж переминался с ноги на ногу, неохотно беседуя с мужчиной, в котором Хиран узнал недавнего компаньона по молитве.

— Ты, должно быть, Хиран, — сказал тот на урду.

Хиран кивнул:

— А вы Намзул? — ответил он на английском.

Мужчина широко улыбнулся:

— Да, это я. Салам. Добро пожаловать в мой офис.

Ни Хиран, ни Тадж не улыбнулись в ответ, хотя Хиран и пробормотал «Салам». У него под мышками выступил пот. Вот оно. Справится ли он?

— Тут душно, — сказал Намзул, — пойдем на воздух. Я куплю вам чего-нибудь горячего попить.

Тадж ничего не ответил. Хиран кивнул:

— Спасибо.

— Пойдем.

В голосе Намзула звучала забота, улыбка была доброй, а во взгляде — столько искренности, что хотелось доверять ему безоговорочно.

— Не бойтесь. Я все объясню.

Мужчины последовали за ним, как цыплята за наседкой. Намзул, похоже, знал тут все входы и выходы. Он одаривал встречных приветливой улыбкой и даже пару раз остановился перекинуться парой слов. Красивая китаянка, направлявшаяся в одну из палат с большим букетом, обменялась с ним любезностями. Намзул низко поклонился, и она улыбнулась его театральному жесту. У их проводника была легкая, танцующая походка. Он то и дело оборачивался и с улыбкой повторял свое заклинание: мол, им не о чем волноваться.

Внезапно они словно провалились в двустворчатый проем и оказались на ярком дневном свету, который едва не ослепил их. Было очень холодно, и Хиран плотнее закутался в свой видавший виды анорак. Это была подачка от надсмотрщика, который курировал его переправу из Франции в Англию. Хиран ненавидел холод и тосковал по лету — тосковал сильнее, чем по дому в Дакке или объятиям Чуми.

Приятели очутились в небольшом внутреннем дворике, окруженном больничными корпусами.

— Поговорим тут, — сказал Намзул. — Присаживайтесь, я скоро вернусь. Кофе будете?

— Спасибо, — сказал Хиран, толкая Таджа, чтобы и тот поблагодарил.

Намзул, пританцовывая, удалился, но вскоре, как и обещал, принес картонные стаканчики, вернее, пластиковые контейнеры с едой, на которых стояли стаканчики. Он с ними ловко управлялся.

— Вы выглядите голодными. Купил вот врапы с куриным тандури. Не роскошно, но не так уж и плохо. Держите.

Он вручил им коробки, поставил кофе на скамейку и начал рыться в карманах, откуда извлек пакетики с сахаром и палочку от леденца, чтобы его размешать.

— Хорошо? — спросил он, когда они приступили. — Вы должны быть здоровыми. — Он погладил свой живот и усмехнулся.

Хиран откусил кусочек врапа. Курица была холодной и полусырой. Но он был благодарен за любую пищу, если та оказывалась у него в животе. Тадж тоже набросился на еду с ожесточенностью голодного человека. Людской поток катился перед ними в направлении восточного крыла госпиталя.

— Кто этот человек? — спросил Хиран, указывая на статую, у которой они сидели.

Намзул пожал плечами.

— Какая разница? Здесь никто не обращает на это внимания. Один из членов британской королевской семьи, мне так кажется.

Игривое настроение Намзула словно испарилось.

— Давайте поговорим о деле, друзья. Вы знаете, зачем мы здесь. — Это было утверждение, а не вопрос, но оба все равно кивнули. — Я всего лишь посредник, — продолжал Намзул, — заключаю сделку и больше ни в чем не участвую. Я заплачу вам, но это не мои деньги. Деньги дает… ну, скажем так, более богатый человек. Я свожу вас вместе и делаю так, чтобы сделка состоялась. Вы понимаете?

Все это он пробормотал на урду. Парни кивнули. У Хирана от страха бешено колотилось сердце, но он решился задать самый главный вопрос:

— Сколько?

— О, — весело воскликнул Намзул, — ты сразу в сердце метишь, да? — Он рассмеялся и добавил на английском: — Прости за каламбур.

Хиран не понял, о чем идет речь, и счел за лучшее промолчать. Он внимательно посмотрел на Намзула. Тот допил кофе и ловко швырнул пустой стаканчик в урну возле скамейки. Он снова был серьезен.

— По триста фунтов каждому, если, конечно, ваши почки в порядке.

Триста фунтов! Для Хирана это было целое состояние.

— Почку отдадут мусульманину?

Намзул кивнул.

— Да.

Похоже, он ждал этого вопроса — судя по тому, как быстро и уверенно ответил.

Хиран вздохнул с облегчением. Ему было важно знать, что его жертва спасет жизнь брата по вере. Другое дело, что он торговал тем, чем наделил его Аллах, Его бесценным даром, но это обстоятельство его не беспокоило. Спасти человека — благое дело, за которое Аллах его простит. Но если он отдаст часть своей плоти неверному, Аллах может передумать. Поэтому еще раз убедиться было не лишним.