Калдрис: бог Мертвых.

Кало: бог Зверей и король двора Осени.

Маб: королева двора Теней. Известна в основном как королева Воздуха и Тьмы. Сестра Рейгана.

Рейган: бог Солнца и король двора Лета. Законный король двора Благих.

Сефтис: бог Преисподней и король двора Теней.

Твайла: богиня Луны и королева двора Зимы. Законная королева двора Неблагих.

Тиам: бог Юности и король двора Весны.

Шена: богиня Флоры и королева двора Весны.

Дикая охота сидхе

1

Ледяной ветер с севера с воем трепал ветви деревьев в садах у самой границы и рвался к мерцающей Завесе, что отделяла наш мир от мира фейри. Дрожа и колыхаясь на ветру, тонкий белый барьер простирался вдаль, насколько хватало глаз, и исчезал, растворяясь в сверкающих лучах осеннего солнца.

Ноющими от холода пальцами я убрала с лица выбившиеся пряди волос и почувствовала, как стекает по коже кровь. Стараясь не обращать внимания на вязкую сползающую от виска каплю, я снова протянула трясущуюся руку к кусту с усыпанными шипами ветками, на которых висели крупные темно-лиловые ягоды. Сорвав одну, круглую, с голубоватым отливом, и осторожно вызволив руку из колючего плена, я положила ягоду в корзину, висевшую на другой руке. Спина у меня нещадно ныла, потому что сборщики работали практически в одном и том же положении – кланяясь ягодам – изо дня в день, в течение нескольких недель. Осторожно перемещаясь, чтобы облегчить тянущую боль, я осматривала ветки в поисках плодов характерной окраски, достаточно крупных, чтобы занять целиком мою ладонь.

– Шевелись, Барлоу! – рявкнул на меня один из членов Королевской гвардии, надзиравший за сбором урожая, во время очередного обхода.

При сборе плодов, росших в Королевских садах, осторожность никогда не была лишней. Урожай лорд Байрон отправлял в столицу, Инеберн-Сити, чтобы Двор оставался сытым в суровые зимние месяцы. На нас же – тех, кто жил в Мистфеле круглый год, – всем было наплевать. Мы могли сколько угодно страдать от холода и голода, питаясь только тем, что росло на наших мизерных наделах.

Я вздрогнула, ожидая удара хлыста от гвардейца, и, сморщившись, сунула руку в куст. Впившиеся в нее шипы раздирали кожу на подушечках пальцев, пока я, наконец, не сомкнула их вокруг мягкой плоти ягоды.

Сорвав ягоду и осторожно уложив ее в корзину, я скривилась: светло-фиолетовый плод покрывали рубиновые – цвета моей крови – пятна. Лорд Байрон заставит меня вымыть ягоды, затем усадит к себе на колени и начнет кормить. И я должна буду благодарить его за внимание, которым он меня одаривает, и за плоды, которые в противном случае мне никто не позволил бы даже попробовать.

Тонкие белые шрамы, петлявшие на моей руке, сияли, как паутина Арахны, когда на нее падал солнечный свет. Они казались слишком бледными на фоне моей кожи – бронзовой от нескольких лет работы под солнцем. Однажды я вызвала недовольство лорда Байрона, и вот теперь, уже много лет, собирала урожай и обрабатывала лиловые ягоды. В течение многих месяцев я рвала плоды, считавшиеся деликатесом из-за боли, которую растение причиняло тем, кто пытался их сорвать. Последний день сбора урожая в конце года всегда был самым трудным, но в то же время и самым важным для обеспечения процветания Двора, и потому нас тянуло к Завесе, как мотыльков тянет к огню.

Мы работали под надзором Королевской гвардии, которая несла в саду службу в тандеме с группой элитной Стражи Тумана, охранявшей Завесу. И у таких людей, как мы с братом, другого выбора не было. Мы напряженно работали каждый день, много часов, которые тянулись ужасно медленно, и почти не разговаривали, опасаясь навлечь на себя гнев гвардейцев, которые стремились вернуться ко Двору до первых заморозков. Они очень торопились покинуть деревню Мистфел, спешили уйти как можно дальше от магической границы, отделявшей нас от них.

От фейри Альвхейма.

И нельзя было винить их за это. Все, у кого имелась хоть капля здравого смысла, боялись находиться так близко к Завесе и ко всему, что она собой представляла. Созданная из магии древних ведьм, которые принесли величайшую жертву, чтобы защитить нас от кошмаров того света, она походила на тончайшую ткань, развевающуюся на ветру, мерцающую светом заключенных в ней тысячи звезд. Она казалась прозрачной, но была непроницаемой, а туман, сотканный из воды за ее пределами, создавал иллюзию одиночества в этом мире.

Даже если мы были совсем не одиноки. Даже если мы никогда одиночества и не знали.

Несмотря на наш страх перед Завесой и скрывающимися за ней фейри, их часть земли влекла нас – магией Первородной природы, проникающей сквозь саму почву. Именно это и заставляло некоторых жить в этой деревне – адской дыре, где более полугода идет снег и зима погружает мир во тьму, которая кажется бесконечной тем, кто жаждет солнечного света.

Самые богатые урожаи в деревне Мистфел собирали в садах, которые располагались ближе всего к Завесе. Ягоды там вырастали размером с мою ладонь, а овощи – такими крупными, что одним можно было накормить целую семью. Вот почему мы осмеливались жить рядом с Завесой и проклятой магией фейри.

Здесь была самая плодородная почва в стране. Жизнь самого Альвхейма проникала сквозь землю под Завесой, потоком вливаясь в нашу жизнь, и дарила миру людей щедрые, ни с чем не сравнимые урожаи. Мы неустанно благодарили Первородную природу из Альвхейма, потому что она взяла почву и воду и, вдохнув жизнь в получившуюся глиняную форму, создала первых людей. Она защищала нас от фейри, но в итоге даже она, по слухам, обращалась с нами как с неразумными питомцами.

Завеса содрогалась и как будто ворчала, сквозь нее проносились грозы с громами и молниями, часто без видимых причин, словно сама магия была соткана из бурь. Но все-таки не из неба черпала силы завеса, а из чистой, непредсказуемой, дикой магии. Внутри вспыхивали осколки света, заставляя барьер мерцать закручивающимися спиралями лунного сияния, и ничего красивее этих вспышек я в своей жизни не видела.

Люди, которых заставляли работать в Королевском саду, были беднейшими жителями Мистфела и соседних деревень: расходный материал для лорда Байрона. Ему требовались рабочие руки, чтобы поставлять королю его любимые плоды на зиму, но это не означало, что он не имел права оказывать кому-либо покровительство или выделять любимчиков среди тех,