«Жигулёвского» и лимонад. Захлопали пробки. Полился в граненые стаканы пенный напиток.

— Ну, давайте, — сказал наш капитан Володя Королёв по кличке Король. — За нашего вратаря. Рады тебя видеть живым и здоровым, Серёга!

Сдвинули стаканы, выпили. Пиво было неплохим, но, как по мне, слишком тёплым. Я выпил полстакана и перешёл на холодный лимонад.

— Так что, тебя правда американцы похитили? — спросил Боря Юрасов. — Нас тут КГБ замучило, после того, как ты пропал. Что да как. А что мы? Не знаем ничего.

— Правда, — сказал я. — Но тут такое дело, ребята, всё рассказать не могу. Про Америку — сколько угодно. А вот почему меня они похитили… Закон о государственной тайне, который я, как вы понимаете, нарушить не могу. Во избежание.

— А я говорил, — сказал Сарпек Джанмухаммедов. — А мне не верили. Зачем американцам похищать обычного советского пацана? Не бывает так.

— Кто сказал, что наш Серёга обычный? — усмехнулся Юра Юрасов. — Такого вратаря поискать.

— Да, — вздохнул Король. — Без тебя, Серёга, будет нам теперь трудно. Ладно, рассказывай, давай, что можешь. Заждались уже.

И я рассказал. О том, как меня похитили в Мары, усыпив. О том, как сбежал из ЦРУ, пристал к бродячему цирку и отправился путешествовать по Америке. О маленьких и больших городах, о простых м не очень простых американцах, о том, как вернулся домой.

Слушали меня завороженно. Даже про пиво забыли. Ещё бы! Для советского человека побывать за границей, особенно в капстране — всё равно, что в космос слетать. А за океаном, в США, — это уже как на Луне, не меньше.

— Вот так всё и было, если вкратце, — закончил я. — Отца в Москву перевели, вы, наверное, знаете уже. Поэтому теперь в Москве жить будем. Я приехал матери помочь собраться. Ну и попрощаться с Кушкой и всеми вами.

Посыпались вопросы. Меня спрашивали о ЦРУ, о цирке, об американских машинах, еде и напитках, шмотках, дорогах, отношении к нам, советским людям и многом другом. Я отвечал, как мог, стараясь не углубляться особо в некоторые темы. Так бегство из ЦРУ объяснил не своими сверхспособностями, а беспечностью на грани идиотизма ЦРУ, что, собственно, было недалеко от истины. Про свои цирковые номера тоже не распространялся — сказал, что был рабочим сцены:

— Подай-прибей, унеси-принеси, всё такое. Цирк же бродячий, на колёсах всё время, в дороге. Приехали, лагерь разбили, шапито собрали, несколько представлений дали — и опять в дорогу.

— Клёво, — вздохнул мечтательно самый младший из братьев Юрасовых, Женька. — Так ты всю Америку посмотрел?

— Всю не успел, — засмеялся я. — Но много чего, да.

— А небоскрёбы? — спросил Лёзя. — Видел небоскрёбы?

— Видел.

— И как?

— Да ничего особенного. Торчат высотные дуры из бетона, стекла и металла в деловых центрах больших городов — вот и все небоскрёбы. Америка в основном одноэтажная, ребята. Люди предпочитают не в квартирах жить, как у нас, а в своих домах. Ну и, конечно, на машинах почти все, этого не отнять.

— В дома-ах, — повторил Король. — Машины у всех… Богато живут.

— Смотря какие дома, — философски заметил Сарпек. — Кирпичные — да, дорого. А если, как у нас, саманный слепить — нормально выйдет по бабкам.

— Сарпек прав, — подтвердил я. — Дома американцы каркасные строят — деревянный каркас, внутри утеплитель, снаружи штукатурка. Это дёшево. Что до машин, то многие в кредит берут, потом выплачивают банку годами. Дома, кстати, тоже в кредит.

— Так это что же, — догадался Король. — В кабалу к банку попадаешь?

— Бывает и так, — подтвердил я. — Можно и дома лишиться, и машины, если работу потеряешь и выплачивать кредит не сможешь. Это у нас вместо безработицы статья за тунеядство, а там работу очень непросто бывает найти, а вот потерять — запросто.

Закончилось пиво. Наступил вечер. ШПВ постепенно наполнился людьми, и разговаривать стало уже не очень удобно. Да и всё основное я уже рассказал.

— Ты, конечно, не вернёшься, — сказал Женька Юрасов, когда мы прощались.

— Не знаю, — сказал я. — Всё может быть, но обещать не стану.

Я и впрямь не знал. В Америке и Москве я скучал по Кушке. Меньше, чем по Гараду, но — скучал. Я всегда быстро привязывался к местам, в которых жил, и с которыми у меня были связаны дорогие мне воспоминания. Уверен, что даже по Алмалыку с его испорченным промышленными выбросами воздухом я когда-нибудь заскучаю. Как иначе. Там я собрал антиграв. Там был милый моему сердцу дом, в котором жили дедушка с бабушкой и прабабушкой и я. Семья Кофманов. Наташа, в конце концов. Там до сих пор жил Толик Краснов, которого я считал своим другом. Вероятно, я не стал бы ему рассказывать абсолютно всё, что тревожило меня сегодня, но зато я абсолютно точно знал, что на него во всём можно положиться. А это много значит. Там, в горах Алмалыка, я дрался насмерть плечом к плечу с дедом Лёшей и дядей Юзиком. Дрался и победил. Разве такое можно забыть?

А уж Кушка… Что-то удивительно притягательное было в этом маленьком городке, затерянном на южном краю необъятной страны. Я мало здесь прожил, но этого хватило, чтобы сродниться с ним и полюбить всем сердцем.

— Не вернёшься, — повторил Женька и вздохнул. — Никто не возвращается.

На сборы ушла почти неделя. Петров и Боширов, которые откровенно маялись в Кушке бездельем, приняли в них активное и добровольное участие. Маме даже не пришлось просить в дивизии солдатиков — товарищи майор и капитан прекрасно справились сами. В ответ мама кормила их борщом, котлетами и окрошкой на домашнем квасе и даже пару раз наливала по рюмке-другой холодненькой.

— Мам, а зачем это всё? — заикнулся я в самом начале сборов.

— Что — всё? — не