Рев издало животное. Очень большое. И звук шел как раз с той стороны, куда направлялся Эгомо.

Пятница, 5 февраля

Калифорнийское побережье

Капля пота, стекающая по моему виску, возомнила себя насекомым, пытающимся пробить себе дорогу внутрь моего черепа.

Я попытался внести ясность в свои мысли. Как долго я находился в пути? Десять часов, двенадцать или все четырнадцать? Ответ я потерял где-то с переводом стрелок после вылета из Сан-Франциско. Почему я вообще оказался здесь, что ожидало меня? Я попытался сконцентрироваться, но вид крутящихся лопастей прямо над моей головой сбил меня с толку.

— Мистер Эстбери, вы действительно не имеете понятия, почему леди Памбридж пригласила вас? — дребезжащий голос пилота, доносившийся из динамика в моем шлеме, заглушил рев турбин вертолета. Я с трудом смог оторвать взгляд от Тихого океана, который разбивался под нами о побережье Биг-Сур. Пейзаж представлял собой что-то нереальное, и я с трудом заставил себя отвлечься от возобновившейся потери высоты.

— Я бы многое отдал взамен на то, чтобы узнать это, — сказал я и поднял подбородок. — Неужели вы всерьез полагаете, что я вырядился в жакет и кожаные ботинки, предполагая, что меня ждет всего лишь приятное чаепитие?

— Значит, вы ожидаете чего-то другого?

— Честно говоря, у меня нет ни малейшего представления о том, что может меня ждать. Я знаю только одно: я только что вернулся из Лондона и с болью в сердце думаю о свитере и джинсах, лежащих в моем чемодане.

Пилот повернулся и бросил на мое одеяние оценивающий взгляд. И судя по его выражению лица, которое отчасти скрывал его шлем, он был вполне доволен.

— Вы сделали правильный выбор, мистер Эстбери. Как вам известно, леди Памбридж происходит из одного старинного знатного рода, она умеет ценить хорошую одежду. Это — даже несмотря на то, что она стала немного раскованней с тех пор, как живет в США. Единственное, над чем вам стоит еще немного поработать, так это ваш галстук. Узел немного кривоват. Кстати, меня зовут Бенджамин Хиллер. Я являюсь личным ассистентом миссис Памбридж. Точнее говоря, я ее пилот, шофер и мальчик на побегушках. Со дня смерти ее мужа прошло уже пять лет, но сейчас она нуждается во мне больше, чем когда-либо. Зовите меня просто Бен.

Он протянул мне руку, и я пожал ее.

— Дэвид, — коротко ответил я.

Рука Пена была теплой и сухой, не в пример моей. Во мне начали зарождаться подозрения, что моя нервозность может выглядеть весьма неловкой. И я стал смотреть по сторонам в поисках зеркальной поверхности. Что же касается галстуков, то в этом вопросе я был полный профан, а без зеркала оказался абсолютно беспомощен. При любом удобном случае я с удовольствием отказывался от галстуков. Даже более того — я их ненавидел. И это — невзирая на то, что в Англии фактически рождаются в галстуках (а может быть, именно из-за этого). Галстуки и костюмы, все эти атрибуты делового успеха были вещами, с которыми мне ни в коем случае не хотелось возиться. Они казались защитной броней от повседневной жизни, и делали людей неприступными.

Я теребил галстук и размышлял о том, стоит ли мне рассказывать, что лорд и леди Памбридж были давними друзьями моего отца, а их дочь Эмили была моей первой настоящей любовью. Но я отбросил эти мысли, так как мне совсем не хотелось без причины отвлекать Хиллера. Казалось, что он только ради спортивного интереса опускается так близко к океану и скользит над вздымающимися волнами. Стаи чаек разлетались от нас в разных направлениях. В свете заходящего солнца они были похожи на снежинки. Я уже готовился спросить, не представляют ли птицы опасности, но увидел ухмылку Хиллера. Казалось, он только и ждал моего боязливого предостережения. Но мне не хотелось доставить ему такого удовольствия. В голове уже промелькнули мысли о том, как одна из лопастей ударится о скалу и оторвется, а мы свалимся в воду…

Ужасные мысли.

— Ну и как она? — спросил я, чтобы отвлечь внимание.

— Кого вы имеете в виду? Леди? Я думал, вы знаете друг друга. Я слышал, что она хорошая знакомая вашего отца.

Я поднял брови. Оказывается, Хиллер знает намного больше, чем я предполагал.

— Верно, — добавил я.

Мне было всего десять лет, когда Памбриджи навещали нас в нашем имении. Раньше у лорда с моим отцом было очень много общих дел, но, в основном, в Лондоне. Я лично познакомился с леди Памбридж незадолго до того, как они покинули Англию и навсегда переехали в США. После этого контакт оборвался.

Бен поднял машину на высоту около ста пятидесяти метров. Вздох облегчения вырвался у меня из груди.

— После смерти мужа леди Памбридж сильно сдала, — сказал Бен. Кажется, он очень ее любил. — Вам рассказывали про посылку?

Я отрицательно покачал головой и посмотрел на него, как бы требуя продолжать.

— Она получила посылку примерно неделю назад. Там было что-то, что сильно ее потрясло. Посылка от ее дочери.

— От Эмили?

— Вы знаете ее? Ну, да, конечно же! Ваши имения находились в Хивере, не так ли? Не там ли было и поместье самого Уинстона Черчилля?

Я кивнул.

— Он как раз жил поблизости, в Чартвелле.

— Благородная область. Эмили много рассказывала мне о ней и даже показывала фотографии домов из красного кирпича, принадлежащих знати. Можете себе представить — все истории о прогулках по этим местам, о дворецких и званых ужинах звучали для меня, парня из крупнейшего мегаполиса Сан-Франциско, как сказки из «Тысячи и одной ночи».

— Как давно вы знаете Эмили? — спросил я и тут же почувствовал прилив ревности.

— Я работаю в поместье Памбридж с девятнадцати лет. Сперва там работал мой дядя Малкольм. Для меня это — один из тех шансов, которые не выпадают дважды. И я никогда не жалел об этом. А Эмили всегда была очень милой.

Я снова кивнул.

— Да, она была такой. Но тогда мы были всего лишь детьми.

Мои мысли унеслись в прошлое, и я поймал себя на мысли о том, что действительно часто думал о ней. Эмили стала частью моей жизни — вопреки моим желаниям. А ведь при этом я даже не имел представления о том, какова она сейчас — уже зрелая женщина. Не отдавая себе отчета, я невольно сравнивал всех своих подружек с ее смутным обликом. Это было трудно сделать. Но, может быть, именно поэтому любые мои отношения с прекрасным полом не длилось больше, чем полгода. Самой последней жертвой этой моей неспособности к длительным связям была Сара. Вполне возможно, что в данный момент она, красная от ярости, жаждала объяснений моего столь поспешного отъезда. Что вполне обосновано.

— Все в порядке? — Вопрос Хиллера вернул меня к действительности.

— Извините, — сказал я, — ушел в себя. Так что же было в этой посылке, что вывело леди из равновесия?