Потом он перебросил щенка с метлой на Вовкин двор.

К метле была прицеплена записка:

Казалось, конца не будет этой вражде. Казалось, никогда они не протянут друг другу руку мира, не сядут рядышком потолковать о своих делах, как это было прежде.

Казалось, никогда не наступит такой день. Никогда…

— Петя, — сказала мама. — А ведь сегодня уже пятнадцатое августа…

Лицо у нее стало озабоченным.

Петя ничего не ответил: пятнадцатое так пятнадцатое! Не все равно?

— Да, — продолжала мама, — скоро первое сентября, и у тебя начнутся занятия в школе.

На этот раз Петя насторожился: почему это у мамы словно бы расстроенный голос?

Он спросил:

— Разве тебе не хочется, чтобы начались занятия в школе?

— Как не хочется! Конечно, хочется. Но вот ведь… Прямо понять не могу, как это случилось? Бумаги твои еще не поданы…

Петя побледнел.

— Мама! — Голос у него дрогнул. — Мама, что ты наделала? Теперь все пропало…

— Ничего не пропало. Завтра сходим привьем оспу, а послезавтра я пойду в школу. Без справки об оспе в школу все равно не принимают.

Но Петя и слушать не хотел ни о каком «завтра». Какие могут быть «завтра», если существует «сегодня».

Нет, он был не таким человеком, чтобы откладывать что-либо на следующий день.

— Сегодня пойдем и привьем оспу! — твердо сказал он. — Прямо сейчас же.

Нет. Сегодня мама не могла.

— Как ты не понимаешь, — сказала она, начиная сердиться, — у меня есть дела. Сказала — завтра, завтра и пойдем.

Нет. Петя не мог ждать до завтра. Как мама не хочет понять — больше откладывать невозможно.

— Тогда иди сам! — сердито проговорила мама. — Пожалуйста, иди. Тебя никто не держит.

И Петя ушел очень рассерженный.

Собственно говоря, мама сказала это просто так. Она, конечно, не думала, что Петя пойдет без нее в поликлинику, да еще прививать оспу.

А Петя уже шагал по главной улице заводского поселка, направляясь в ту сторону, где среди пестрого цветника стояло белое двухэтажное здание поликлиники.

Возле проходной — дверей, куда рабочие входили на завод и откуда выходили после работы, — Петя немного задержался. Там висели огромные электрические часы и великолепный градусник побольше самого Пети.

Лиловый столбик на этом градуснике поднялся очень высоко, хотя было еще утро и часы показывали без пяти десять. Но и без градусника было ясно: какая жара! Асфальт на солнечной стороне тротуара размяк и продавливался под пятками сандалий. А георгины — уж на что выносливые цветы! — и те опустили листья. Все лето было такое, и август не уступал июлю.

Сейчас у проходной было пусто и тихо: не наступил еще час обеденного перерыва. Только в табачном ларьке, отмахиваясь от мух, дремал знакомый старичок, у которого папа всегда покупал папиросы «Беломор».

Но Петя отлично знал: стоит только часовой стрелке вместе с минутной очутиться на двенадцати — и все мгновенно переменится.

Петя любил смотреть, как это бывает. Иногда он приходил сюда встречать своего папу. Приходил пораньше, чтобы увидеть все с самого начала; как дрогнет последний раз большая минутная стрелка, соединившись с короткой — часовой; как гудок тут же зальется громко и басисто, а из дверей проходной начнут выходить рабочие завода. Сначала их будет немного. Потом будет становиться все больше и больше. И тогда нужно хорошенько смотреть, чтобы не прозевать папу…

А как приятно бывает среди такой массы незнакомых людей увидеть его!

«Папа! — кричал тогда Петя, бросаясь всем наперерез и расталкивая всех локтями. — Папа, я здесь!»

«Петя?» — всякий раз удивлялся папа, когда видел Петю возле проходной.

Он брал в свою большую руку маленькую руку сына, и они, как и все, спешили домой, чтобы успеть помыться и поесть до конца обеденного перерыва.

От папиных рук и спецовки пахнет машинами, железом и еще каким-то особенным заводским воздухом. И Петя незаметно для папы нюхает и папину руку, и рукав его рабочей куртки. И ему кажется, что лучше этого заводского запаха ничего нельзя себе представить…

«Сегодня вы тоже испытывали новый станок?» — спрашивает он у папы.

«А как же! — отвечает папа. — Токарно-винторезный…»

«Хорошо работает?» — снова спрашивает Петя.

Подумать только, какие серьезные у них разговоры! Не всякому мальчику приходится беседовать со своим папой о таких важных вещах.

«Налаживаем», — отвечает папа. Он смотрит на Петю и смеется одними глазами.

Но сейчас на часах всего лишь без пяти десять, и возле дверей проходной Пете делать нечего. Еще разок взглянув на огромный градусник, он идет дальше.

Вот и поликлиника! Здесь работает его мама. Здесь Петя не раз бывал вместе с ней. Но сегодня у мамы приема нет, и вот приходится идти одному.

Страшновато. Но что поделаешь, если нужно…

Глубоко вздохнув, Петя поднялся по ступеням крыльца. Толкнул тяжелую входную дверь и вошел внутрь.

Его сразу остановила санитарка в белом халате:

— Тебе, мальчик, что?

— Где тут у вас справки на оспу? — вежливо спросил Петя. И, покраснев, добавил: — Мне завтра в школу поступать.

Тут санитарка, узнав Петю, удивилась:

— Ты один пришел? Без мамы?

— Один, — ответил Петя и, еще больше краснея, робко сказал: — Что ж тут особенного?

— Молодец! — похвалила санитарка и объяснила: — Иди прямо-прямо по коридору. Шестой кабинет. Найдешь?

Как же не найти? Ведь в пятом принимает его мама. Пятый кабинет так и называется — глазной, и там его мама лечит разные глазные болезни.

— Найду, — сказал Петя. — Я умею считать до тысячи…

— Какой молодец! — снова похвалила санитарка.

И все-таки, когда этот молодец шел по коридору, сердце у него колотилось так сильно, что пришлось положить ладошку на живот.

Не вернуться ли домой, пока не поздно?

Но глаза помимо воли отыскали дверь с цифрой «шесть». И рука против воли толкнула эту дверь. А ноги, уж совсем не желая того, шагнули за порог, и Петя очутился в большой светлой комнате.

Возле дверей за столиком сидела сестра, тоже в белом халате, и писала. Она вопросительно посмотрела на Петю.