В такси он крутил головой во все стороны – знакомые места вроде и остались такими же, но обросли рекламными вывесками, вдоль обочин стояли иномарки, и Илья испытал странное чувство, будто встретил старую знакомую, сделавшую пластическую операцию. Двор их сталинки вот совсем не изменился – даже металлические неубиваемые горки и лесенки для детей не обновили, не заменили на яркие китайские.

Илья остановился около двери на первом этаже, обитой потрескавшимся дерматином, помедлил с минуту, глядя на торчащие из-под обивки куски ваты. Сердце сильно и властно сжало, и первый раз с момент его приезда в Воркуту к горлу подступило и защипало глаза. Он вспомнил ключ на резинке, который по праву старшего висел на его груди, вспомнил, как ключ отскочил, ударил его по переднему зубу, отколов кусочек. Как смеялся Вовка, сложившись пополам: «Ты теперь будешь говорить, как дед Игнат?» Как дед Игнат… Илья вынул тот самый ключ и отпер старую дверь, ведущую в детство.

В квартире было все точно так же, как в момент его отъезда из города, только телевизор был плоский, хотя тоже безнадежно устаревший. Наверное, мать купила незадолго до смерти. Илья прошелся по комнатам – на мебели лежал толстый слой пыли, в воздухе витал гнилой затхлый запах. На стене висел ковер, завитушки на узоре которого он помнил с детства, продавленный диван, обтянутый засаленным флоком, был все тот же. На кухне Илья открыл хлипкую дверцу под мойкой и тут же отшатнулся – в нос шибанула волна вони. Горка мусора покрылась черными пятнами плесени. Илья набрал в легкие воздуха и задержал дыхание, перед тем как открыть холодильник. На полке стояла одинокая кастрюлька без крышки с черным, склизким на вид содержимым. Кочан капусты потемнел и ссохся, два дохлых таракана валялись в контейнере для овощей.

Очевидно, что Вовки не было давно, и так же очевидно, что он планировал вернуться. Илья подумал пару секунд, вышел в коридор и спустился на площадку между третьим и вторым этажами. Протянул руку под подоконник, нащупал нетвердо закрепленный кирпич. Илья с Вовкой обнаружили этот тайник в детстве, когда пьяный отец выгнал их в подъезд, и они дожидались матери со смены, прижимаясь к горячей батарее под подоконником. В дыре Илья нашел клочок бумаги, торопливо развернул. Скачущим крупным почерком брата было написано всего две строчки: «Тишманов Роман» и адрес.

Илья выбросил гниющий мусор, смыл омерзительную склизкую массу из кастрюльки, открыл окна и впустил свежий морозный воздух. Покуривая в форточку, он думал, что ему делать – кинуться ли к неведомому Роману или пойти к соседке и взять ее за горло. В сгущающихся сумерках поблескивал цветными новогодними огоньками ларек-забегаловка с вывеской «кафе Мечта». «Такая себе мечта», усмехнулся про себя Илья. Он решил, что соседка подождет, а ехать к Роману уже поздно. Щелчком послал окурок в темноту, оделся и вышел из дома.

«Мечта» оказалась именно такой, какой он ее себе представлял – на стенах покоробившийся ламинат, убогий потолок из пластиковых плиток, дешевые пластмассовые столики и стулья; барная стойка украшена новогодними огоньками и мишурой. В зале было достаточно людно – за сдвинутыми двумя столами гомонила компания горластых мужиков, ржали размалеванные девки, которых по очереди щупал хлыщ с сальными волосами. Около окна с бутылкой водки сидел узкоглазый парень в малице, расшитой поверх меха затейливым узором. Илья сел на убогий пластиковый стул, покрутил головой. Черт знает, есть тут официанты… Как бы в ответ на его мысли подошла плотная коренастая женщина неопределенного возраста в переднике. Вынула блокнотик, уставилась на Илью единственным здоровым глазом – второй перекосило, закрыло рваным рубцом. Глаз будто стекал по щеке. «Мда, сервис…» - подумал Илья, попросил бутылку текилы и закусон, который посвежее. Кривая официантка Надя, чье имя было напечатано на бейджике, наклонилась, прошептала:

- Текилу лучше не берите, там от текилы только бутылка.

Он вздохнул, выбрал коньяк. Наполнив стопку, столкнулся взглядом с парнем в малице, тот приподнял свой стаканчик, Илья тоже дернул рукой с рюмкой, кивнул ему. Парень подхватил бутылку с остатками водки и двинулся к его столику..

- Йилко, - представился он и, не спрашивая разрешения, сел рядом.

- Илья.

- Не местный, сразу видно, – с сильным северным акцентом сказал Йилко. – Зачем в Воркуту пожаловал? На вахтовика не похож.

- Я местный, родился тут. Лет 20 как в Москве.

- Аааа… - протянул ненец. – Ну и как оно, сильно тут все изменилось?

- Да не то что бы, - пожал плечами Илья и плеснул в стаканчик парня коньяка. Тот не протестовал.

- Уезжают все, - коротко сказал Йилко. – Я колбасу привожу из оленины, так лет пять назад всю разбирали, а сейчас половину только сбыл. Да и вообще… Странные вещи творятся последнее время.

- Эт какие? – уставился на него Илья.

- Да так, - неопределенно помахал рукой в воздухе ненец.

- А все же?

- Да болтают всякое… – Йилко опрокинул в себя коньяк, поморщился. – Знаешь такой поселок – Хальмер-Ю?

- Конечно. Двадцать кэмэ от Воркуты, давно заброшен, шахта закрыта.

- Закрыта-то закрыта, да вот, видать, не до конца. Надька вон вишь какая вернулась… - он кивнул на официантку, и она, почувствовав его взгляд, обернулась.

- Что?

Парень не ответил – к столику подошла кривая Надька, грохнула на столешницу графин с морсом.

- Хватит нести про меня херню, придурок косоглазый! – перекрикивая грохот музыки, сказала она и тряханула Йилко за капюшон малицы.

Ничего конкретного от ненца Илья таки не добился – тот, порядочно набравшись, нес какую-то околесицу про игры подростков в заброшенном Хальмер-Ю, закрытую шахту и колбасу из оленины. Ушел Илья из «Мечты» далеко за полночь, оставив Йилко, уложившим голову на стол.

На следующий день он проснулся с гудящей головой и мерзким привкусом во рту. Не умываясь, не пригладив всклокоченных волос, сварил кофе и открыл форточку. Кофеин и холод взбодрили, отступила головная боль и тошнота. Илья принял душ, пригладил редеющие пряди, наскоро позавтракал скудным бутербродом, запив несладким кофе – сахар он не купил, а в Вовкиной сахарнице обнаружился большой дохлый таракан.

Тишманов Роман жил в десяти минутах ходьбы от его двора, что даже по меркам небольшой Воркуты было близко. И на счастье