Каренины периодически приглашали работников для уборки, ремонта и прочих хозяйственных надобностей, но готовила Дарья Геннадьевна всегда сама и к пятидесяти годам достигла в этом деле совершенства. Ей очень хотелось, чтобы любимая доченька поела как следует и похвалила ее стряпню, оттого отказ Саши задел женщину. Чего Саша, собственно говоря, и добивалась. У нее было скверное настроение, так почему близкие люди должны радоваться?

Она посмотрела на часы, отметив про себя, что до полуночи осталось еще целых два часа, и сказала, что скоро пойдет спать.

— Как? — огорчилась Дарья Геннадьевна. — А Новый год?

— Без меня встретите, — безжалостно добила ее Саша. — Вам так будет даже лучше. Не будете смотреть на мою кислую физиономию. Вон папа уже желваками играет. Я его раздражаю.

— Александра, — произнес Игорь Петрович низким голосом с громовыми перекатами. — Это семейный праздник. Если тебе так уж тошно находиться с родителями за одним столом, то отправляйся наверх, сиди там сама, а к полуночи спускайся. Мы с мамой тебе подарок приготовили. Ты, конечно, об этом не позаботилась, как всегда, но тебя сюрприз под елочкой ожидает. — Он растянул губы в улыбке. — Давай не будем портить друг другу настроение.

— Ты мне уже испортил, папа! — Саша со звоном бросила вилку, которой ковыряла салат. — Даже сегодня не можешь без упреков! Думаешь, мне не хочется сделать вам подарки? Только деньги где взять? Меня Вадик из дома без гроша выставил.

— Ты сама ушла, — холодно констатировал Игорь Петрович. — Я разговаривал с Вадимом. Он объяснил мне причину конфликта.

Саша задохнулась от возмущения:

— Ты? Говорил с ним? Без моего ведома? Как ты мог!

— Очень просто. Я взял телефон и набрал его номер.

Она вскочила со стула.

— Я здесь больше ни минуты не останусь! Ноги моей не будет в вашем доме! Я ухожу, ясно?

— И очень хорошо, — кивнул Игорь Петрович, останавливая властным жестом жену, намеревавшуюся вмешаться в происходящее. — Поскольку деваться тебе некуда, то отправляйся домой, к мужу.

— Но он меня ни во что не ставит! — воскликнула Саша. — Он игнорирует мои просьбы!

— Не просьбы. Приказы. Ты высказываешь свои претензии в слишком категоричной форме. Ни один уважающий себя мужчина не станет выполнять женские приказы под палкой.

— Я не хочу толстого и курящего мужа!

Игорь Петрович поднял брови:

— У тебя есть другой? Нет? Тогда придется довольствоваться тем, которого ты выбрала. Ребенку нужен отец, тебе — муж.

— Но, если я вернусь, Вадим решит, что одержал победу! И что теперь все будет так, как он пожелает.

— Не будет, — возразил Игорь Петрович. — Я пообещал, что уговорю тебя вернуться. При условии, что он больше не будет нервировать мою беременную дочь. Вадим проникся.

Саша только теперь заметила, что все еще стоит. Опустившись на стул, она принялась накладывать на свою тарелку все, до чего могла дотянуться. Обрадованная мать помогала ей. Посуда звякала весело и празднично.

— В другой раз, пожалуйста, не вмешивайся в мою семейную жизнь, — предупредила Саша, стараясь сохранять независимый вид.

— Хорошо, не буду, — сказал Игорь Петрович, жуя. — При условии, что ты не наделаешь новых глупостей. Против упрямых людей нельзя идти в лоб. Маневры нужны. Обходные.

— Кто бы говорил, папа! Сам-то ты всегда напролом действуешь.

— Конечно, — подтвердил Каренин, ухмыльнувшись. — Потому что за мной сила. Оппоненты чувствуют это и предпочитают уступать.

— Папа у нас молодец, — вставила Дарья Геннадьевна. — Своего никогда не упустит. Вадику бы у него поучиться. Не пьет, не курит…

— Почему же не пью, — возразил Игорь Петрович, делая вид, что похвала оставила его равнодушным. — Сегодня грех не выпить. — Он потянулся за бутылкой. — Год закончился, будь он неладен. Дальше все пойдет по-другому.

— Нельзя ругать минувший год! — испугалась Дарья Геннадьевна. — Он еще не закончился. Нельзя. Год хороший был. Прошел — и слава богу.

— Хороший? — переспросил Игорь Петрович, губы которого искривились то ли в ироничной усмешке, то ли после выпитого коньяка. — На меня весь год наезжали, понятно? У меня чуть бизнес не отобрали. Еле отбился. Все связи задействовать пришлось. Знала бы ты, Дашенька, сколько я денег разным людям раздал…

— Но ведь обошлось, правда? Значит, не стоит Бога гневить.

— Отстань ты от меня со своим Богом. Я сам за себя в ответе. — Игорь Петрович тяжело поднялся. — Пора шампанское из холодильника доставать. Поздравляют уже. — Он кивнул в сторону подвесного телевизора, где беззвучно шевелил губами президент, которого было совсем не обязательно слушать, чтобы понимать, о чем он говорит. — Будем Новый год встречать.

Когда он вышел из комнаты, в дверь коротко позвонили. Дом Карениных был обнесен оградой с видеокамерами, так что посторонние сообщали о своем прибытии через домофон на воротах. Сразу к двери могли подойти лишь добрые соседи Спиваковские, для которых имелась внутренняя калитка специально для таких случаев. Они часто заглядывали друг к другу на праздники. Сегодня, правда, Спиваковские выбрали не самый удачный момент для визита. Из-за них Каренины рисковали пропустить бой курантов и драгоценные секунды загадывания желаний с наполненными бокалами в руках.

Дарья Геннадьевна почти бегом направилась к двери.

— На экран посмотри, — предупредил Игорь Петрович из кухни.

Там хлопнула пробка.

— Это Лиза! — крикнула Дарья Геннадьевна. — Одна почему-то…

На самом деле Лиза Спиваковская была не одна. Как только дверь открылась, ее оттолкнули и на крыльце появились три мужские фигуры в надвинутых на лица шапках с прорезями для глаз. Они ворвались внутрь, и в холле сразу стало тесно. Дарью Геннадьевну буквально на руках внесли в гостиную, где сидела, хлопая глазами, Саша. Вбежавшего Игоря Петровича огрели по голове чем-то тяжелым и швырнули в угол. Над ним стоял один из нападающих, держа его под прицелом своего пистолета. Лизу, что-то втолковав ей на прощание, отпустили. Дарью Геннадьевну, попытавшуюся протестовать, наградили такой оплеухой, что лицо женщины онемело и перекосилось, а голос пропал.

— Ну, с Новым годом, буржуи! — весело сказал человек в маске.

Губы его, торчащие наружу из прорези, казались очень выпуклыми и красными. Они будто бы жили своей особой жизнью. Саша ничего страшнее этой черной головы с губами не видела. Она попробовала зажмуриться, чтобы проснуться у себя дома или в комнате наверху. Ничего из этой затеи не получилось.

— Это твой папаня? — спросил у нее налетчик. — Скажи ему, что зря он быковал. Теперь вдвойне платить придется.

Саша пошевелила губами, но не издала ни единого звука. У нее, как и у матери, тоже пропал голос.