— Как видишь, может, — вздохнул в свою очередь Корчак. — Но, возможно, Игорь сам виноват. Думаю, он чего-то недоговаривает. Или в долги влез, или еще что-нибудь. Сейчас беспредела никто не допускает, даже сами бандиты. Все решается культурно.

— По понятиям? — спросила Эльза, имевшая некоторое представление об особенностях бизнеса на постсоветском пространстве.

— Или по понятиям, или по закону. Иногда и так и так. Короче говоря, чтобы на семью наезжать… Уже и не помню, когда в последний раз слышал про такое.

— Ты ему поможешь?

— Обязательно!

Эльза приподнялась на локте и застыла, глядя на Корчака в темноте.

— Это не опасно?

— Это нужно сделать уже хотя бы в порядке самозащиты, — сказал он. — Нельзя допустить, чтобы в городе орудовали беспредельщики. Так нам всем спокойней будет.

— К Льву обратишься?

Эльза имела в виду друга их семьи Льва Левченко, который по совместительству был генерал-майором полиции и начальником местного Управления по борьбе с организованной преступностью. Левченко был на пару лет старше Корчака, что не мешало мужчинам испытывать взаимное доверие и быть на равных. Насколько знала Эльза, их связывало много детских и юношеских воспоминаний, но она не особенно вникала в подробности. Как женщина ни старалась, ей не удавалось избавиться от неприязни, которую она испытывала к Левченко. Должно быть, это объяснялось обычной женской ревностью к прошлому своего избранника, в котором ей не было места. Наличие друзей молодости у мужа всякий раз напоминало Эльзе, что он не всегда безраздельно принадлежал ей.

Корчак не догадывался об этом. Он привык считать жену сдержанной, рассудительной и уверенной в себе женщиной, которой неведомы ревность и зависть. Эльза его не разубеждала. Ревнивые чувства казались ей недостатком, а свои недостатки она привыкла скрывать. Еще более ревностно, чем некие интимные подробности своего тела.

Они поболтали еще немного о разных отвлеченных вещах, а утром Корчак, как и собирался, отправился на встречу с Левченко. Его старший друг предложил пообщаться не в здании УБОП, а на нейтральной территории. Это было небольшое уютное кафе, стены которого были украшены стилизованными городскими пейзажами. Левченко здесь знали и, несомненно, уважали, хотя он был в гражданской одежде и золотозвездными погонами не отсвечивал. У него было квадратное лицо и такая же квадратная фигура. Волосы абсолютно белые, но не жесткие, а, как это часто бывает с рано поседевшими людьми, сохранившие природную мягкость. Зачесанные назад, они лежали на голове красивыми волнами, поблескивая в электрическом свете. Было еще довольно рано. Город был пуст, потому что большинство предприятий все еще праздновали смену года.

— У меня всего пятнадцать минут, извини, — сказал Левченко, когда им принесли кофе и свежие пончики. — Криминалитет не отдыхает. Нам тоже не положено.

— Когда же вы его победите наконец, криминалитет этот? — поинтересовался Корчак полушутя и уже более серьезно добавил: — Боретесь, боретесь, а он процветает…

— Даже террором бандитизм полностью не искоренить. А дров при этом знаешь сколько наломать можно? Только щепки полетят во все стороны. Кровавые, Игнат. В этом проблема.

— Понятно.

На самом деле Корчак не вполне понял объяснение, но не стал настаивать на расширенном толковании. Он предпочитал маленькие конкретные цели любым рассуждениям на высокие темы.

— Слушай, Лев, — заговорил он, прихлебывая кофе с восхитительной густой пенкой. — Я к тебе с просьбой.

— Ну конечно, — усмехнулся друг, откинувшись на спинку стула. — Еще бы ты ко мне без дела. Вспоминаешь о моем существовании, только когда припечет.

— Не меня припекло. Знакомого одного.

Левченко нахмурился:

— Ты же знаешь, Игнат, я этого не люблю. Если есть проблемы, пусть подают заявление в установленном порядке. Рассмотрим. Разберемся. Управление не богадельня.

— Это особый случай, — настаивал на своем Корчак. — Помочь надо. В срочном порядке.

— Что за срочность такая?

— Хорошего человека бандюки прессуют. Жену избили. Дочку чуть при родителях не изнасиловали. Отморозки. Ворвались в дом с оружием на Новый год. Девочка беременна, теперь выкидыш может случиться.

— Выкидыш — это плохо. — Левченко крякнул. — У моей Оксанки, сам знаешь, сколько их было. Так и не родила нам наследника.

Когда у Корчака была цель, он не отвлекался на посторонние темы.

— Их найти надо, — сказал он. — Вор должен сидеть в тюрьме, а головорез так и подавно. Здесь данные пострадавшего. — Он протянул другу сложенный вдвое листок из блокнота. — Каренин фамилия. По официальным каналам нельзя, он за женщин своих боится.

— Задачка. — Левченко поскреб квадратный подбородок. — Не можешь ты, Игнат, без задачек.

— Тебе достаточно только позвонить, — настаивал Корчак. — Пусть опера осведомителей поспрашивают. Отморозки явно успели в городе наследить, даже если залетные. Сделаешь?

— Сделать-то сделаю. А что потом? По какой статье их привлекать? Каренин твой, небось, показания давать не станет, сдрейфит.

— Если возьмете сволочей, то все сделает как надо, чтобы за решетку их отправить. Я за него ручаюсь.

— Все сделает, говоришь? — переспросил Левченко, хмыкнув. — Ну тогда ладно. Ты прав, тут на корню рубить надо. Не то начнется передел собственности, город кровищей захлебнется. Будем работать.

Он твердо поставил чашку на блюдце и встал. Корчак последовал за ним. Он был доволен результатами разговора. Левченко принадлежал к числу людей, не привыкших бросаться словами. Сказал — сделает.

Прежде чем начать рабочий день, Левченко по обыкновению просмотрел список намеченных дел. Отыскав промежуток между строчек, он вписал слово «Кар», что, конечно же, означало «Каренин». Генерал хорошо знал, что не записанное в план дело может быть с легкостью перенесено на завтра, послезавтра, а потом и вовсе забыто. Оперативной памяти у нашего мозга маловато. Удерживать там все сразу невозможно, поэтому мозг самостоятельно избавляется от всего, что считает лишним, а мешает ему все, что заставляет напрягаться. Чтобы этого не происходило, Левченко пользовался еженедельником. Записал дело — освободил оперативную память для решения других дел.

Отложив ручку, он нажал кнопку на торце рабочего стола и коротко бросил в сторону встроенного микрофона:

— Сводки.

Дверь почти немедленно отворилась, и в кабинет вошла Ольга Волжанова, новая генеральская секретарша. У нее были длинные ноги и большая грудь, как он любил.

Скользнув взглядом по ее фигуре, Левченко показал место, куда следовало положить папку.

— Лев Николаевич… — начала Ольга.