– Счастья просить! Еще успеешь!..

– Да? – задумчиво спросила Наташа. – А стоит ли?..

– Да!.. Беги и не рассуждай смотри. Вредно это! – И бабка Моркокина возвела руки к небу. Глаза у нее подозрительно сияли – то ли от слез, то ли от недавно выпитой стопки.

В тот же вечер.

Максимилиан Хруслов, мужчина крупного телосложения, в костюме пятьдесят второго и ботинках сорок шестого размера, вышел из дома, а вслед за ним вышла его древняя хворая бабушка.

– Вот помру, – молвила она, выглядывая из-за широкой спины внука, – как жить-то будешь, внучок?..

– А ты не помирай, бабушка Домна, – нашелся Максимка, которому исполнилось к тому вечеру тридцать девять полных лет.

– Я бы рада, внучок, – охнула бабушка и протянула ему старый зонт с деревянной лакированной ручкой, – да вот болею, не выздоравливаю.

– Ну, проживу как-нибудь, найду «дипломат» с деньгами и буду жить. – Макс вздохнул и улыбнулся своим находчивым мыслям.

– Семеновна!.. – крикнула с балкона соседка. – Домна Семеновна, слышь?

– Ну, чего орешь? – Бабушка Максимилиана с усилием подняла голову и не сразу нашла глазами лицо соседки. – Чего?

– Сходи в нашу церкву к иконе чудотворной. Попроси, чего тебе там надобно-то...

– Завтра? – переспросила Домна Семеновна.

– Завтра народ набежит, иди сейчас, осталось пятнадцать с половиной минут, – охнула соседка. – Ох!.. Рядом, чай, живем, всего дорогу перебежать.

– А зачем бежать-то? – в два голоса переспросили Домна Семеновна и внук.

– Счастья попросишь – и себе, и ему, сходите, не пожалеете!.. – Соседка вздохнула, махнула рукой и скрылась с глаз.

Бабушка и Максим переглянулись.

– Можать... работы тебе попросим, а? – подумав минуты две, спросила Домна Семеновна.

Максимка молчал, работа санитара скорой психиатрической помощи ему нравилась, особенно последние два года, а вот первые девять лет – нет. Плохая была работа, низкооплачиваемая.

– Не знаю, ба, – пожал плечами Максим. – Поди, не успеем, – покосившись на церковь на углу, осторожно добавил он.

– А ну пошли! – Бабушка Домна завязала платок потуже и рысцой побежала к церкви.

– Может, не пойдем, ба?.. – потянул старуху за кофту Максим уже на пороге церкви. – Боязно чего-то мне.

Домна Семеновна повернулась, глаза ее сияли...

– Благодать-то, чувствуешь?.. – спросила она.

Максимилиан прислушался к себе.

– Есть хочу, – определил он свое состояние и, нерешительно переступив порог, улыбнулся...

Наум Красавицын шел по улице Цандера и оглядывался – везде стояли милицейские патрули при автоматах и свистках, а он безуспешно искал, где бы ему справить малую человеческую нужду. И когда увидал дремучие сиреневые кусты возле чугунной ограды храма, юркнул туда, не задумываясь.

– Где-то в горах Монтаны... – напевал Наум, расстегивая «молнию» на шотландской юбке.

Открытая настежь дверь православного храма и два клюющих носом бодигарда привлекли его внимание совсем неслучайно. Тут не было ничего странного – Наумчика всегда тянуло к мужчинам в форме, и даже не лишним будет сказать – его просто тащило к ним со страшной силой.

В кустах было довольно мокро от прошедшего ливня, на небе снова что-то затевалось в смысле урагана, и Наум решил заглянуть в святилище – раз уж оно открыто...

Оправив юбку, развязным прогулочным шагом Красавицын нацелился по ступенькам наверх, но был остановлен двумя репликами.

– Вы, молодой человек, случаем не воровать пришли?

– А храм закрывается через восемь минут, так что все равно не успеете. – Бодигард, на которого положил глаз Наум еще в кустах сирени, подняв плоское лицо, обидно и пристально взглянул на него.

У Наума сразу же пропало настроение, и захотелось плакать – так всегда происходило, когда он мгновенно переставал мечтать о чем-то.

– У меня сегодня тяжелый день... противный! – не нашел ничего лучшего для ответа Красавицын и быстро ступил в пределы храма, но внезапно вернулся. – А чего храм-то открыт? – спросил он.

– Там «Иона – Счастье Лучезарное»! – ответил бодигард с прыщавым лицом, нелюбезно оттопырив губу в сторону вопрошающего.

– Да вы что!.. Да неужели? – ахнул Красавицын, хлопнув себя кулачками по накладным грудям. – Икона из Аделаиды?.. Это я, значит, счастья могу попросить или как?

Бодигарды задумчиво смотрели на разряженного под петуха рыжего коротконогого мужчину, и один из них машинально потянулся рукой к электрошокеру на бедре, пробормотав:

– Или как, петух, или как!..

– Какая она забавная, взгляни-ка, – глядя на Наташу Тупицыну, быстро идущую к храму из темноты, кивнул пожилой ангел с перевязанным крылом, которого все называли Старым.

– Человек привык жить в любой ситуации, – согласился ангел помоложе, внимательно разглядывая весьма полную и рассыпчатую Наташу. – Торопится, а зачем?.. Все равно ей счастья не достанется, лимит на сегодня исчерпан еще в 16 часов.

Они тревожно замолчали, глядя на летящую к земле комету.

– Я бы не согласился быть человеком, – вздохнул Старый ангел, поправляя сбившуюся повязку на крыле. Ему очень хотелось поговорить. – Не согласился бы ни за что, а вы?..

Ангелы сидели на крыше храма, свесив ноги.

– Не, не хотим! – помотали головой они. – Мы от людей вообще подальше держимся – не нравятся нам они...

– И мне. – Старый ангел с чпоканьем открыл бутылку колы и сделал пару глотков. – И вообще, с людьми надо поступать по-человечески.

– По-человечески, это как? – Молодой ангел английской булавкой вытаскивал огромную занозу из своей пятки.

– А не надо им давать много счастья, – пояснил Старый ангел, нюхая колу. – Старая какая-то.

– Почему? – Молодой ангел с интересом рассматривал занозу, которую вытащил.

– Они не привыкли. – У Старого ангела вдруг испортилось настроение.

– Так привыкнут. – Молодой ангел внезапно стал чесаться, пропитанные черной пылью и дождем крылья топорщились, и от них разило потом. Взглянув на желтый циферблат командирских часов, он мучительно зевнул, прикрыв ладошкой рот, и прошептал: – Немыслимо...

Вдруг над ними со свистом пролетел какой-то огромный снаряд. Ангелы, прикрыв головы руками, наклонились. А на крышу храма опустился звеньевой ангел Z и, отстегнув тяжелые крылья, уселся поблизости.