Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прекрасное начало учебного года, ничего не скажешь.
С самого утра поцапаться с секретарем декана и опоздать на пару к Тарасовой… этот день уже просто не смог бы стать хуже.
Морально приготовившись к публичной порке за опоздание в лучших традициях нашего куратора, я нервно поправила узкую юбку и перекинула через плечо волосы, которые сегодня лежали свободными длинными локонами в честь первого сентября.
Я уже взялась за ручку двери, когда из аудитории послышался громкий смех. Это было очень странно. На парах Тарасовой если и смеялись, то исключительно сквозь слезы.
Потянув дверь на себя, шагнула через порог ровно в тот момент, когда задали вопрос не просто касавшийся непосредственно меня, но и озвученный до боли знакомым голосом.
– Кто у вас староста?
Так и замерев в дверях, я никак не могла заставить себя сделать еще шаг. Или хотя бы поверить своим глазам.
Я однозначно ошибалась – этот день оказался гораздо хуже, чем могло показаться еще минуту назад, потому что передо мной был он.
Мое наваждение. Мой самый страшный кошмар. Тот, кто не просто разбил мне сердце, но и от души протоптался по его осколкам.
Тимур, мать его, Астахов стоял со скрещенными на широкой груди руками возле преподавательского стола, едва ли не усевшись на него. Стоял и смотрел на меня так, словно видел впервые в жизни, пока сама я, по ощущениям, падала куда-то в пропасть.
Глава 2. Дальше только хуже
Мирослава
– Вы что-то хотели? – спросил недоуменно Астахов, а я молчала, не в силах выдавить ни слова.
Неужели он и правда не узнал меня? Такое вообще возможно?
– А вот и наша староста! – весело воскликнули слева. – Уже хотели искать тебя. С факелами, собаками, все как положено.
Идиотский юмор Фетисова помог мне осознать, где я нахожусь, и взять себя в руки. Облизнув резко пересохшие губы, поудобнее перехватила папку и закрыла за собой дверь.
– Простите за опоздание. Задержали в деканате, – сказала я, сама поразившись твердости своего голоса. – Забирала бумаги для нашего куратора.
– Давайте, – сказал он и вытянул в мою сторону руку.
Я крепко прижала папку к груди, как самое бесценное сокровище, нахмурилась и неуверенно качнула головой.
– Они для Тарасовой.
– С этого дня у вас новый куратор, – сказал Астахов, кивком указывая на доску за своей спиной. – Давайте сюда папку.
Мне резко поплохело, когда я прочитала слова, выведенные знакомым почерком: «Тимур Андреевич Астахов. Предмет: Институциональная экономика. Куратор: группа № 305».
Твою мать. Это не может быть правдой. Пожалуйста, только не он.
Понимание, что аудитория погрузилась в гнетущую тишину, пришло только когда на негнущихся ногах я направилась к преподавательскому столу. И с каждым звонким стуком шпилек по паркету все отчетливее ощущалась нарастающая паника.
Оказавшись на достаточном расстоянии, я передала злосчастную папку, проклиная все на свете и из последних сил сдерживая порыв выбежать из аудитории.
– Ваша фамилия?
Стиснув зубы, я проглотила все грубости, уже готовые сорваться с моего языка. В то время, как одна лишь мысль, что Астахов даже не помнит меня, ощутимо царапала сердце.
– Власова.
Он лениво пробежался глазами по списку, потом взял со стола ручку и сделал пометку напротив моей фамилии.
Мне оставалось только надеяться, что «С» – это староста, а не сука.
– Что ж, студентка Власова, присаживайтесь, – его глаза не отрывались от списка группы, когда он равнодушно бросил: – и постарайтесь больше не опаздывать.
– Меня задержали в деканате, – напомнила я, и Астахов тут же наградил меня тяжелым взглядом.
– Займите свое место, Власова.
Мне совершенно не хотелось, чтобы он видел, как сильно меня задевало происходящее, поэтому я фальшиво улыбнулась ему и развернулась лицом к своим одногруппникам, которые внимательно наблюдали за нами. Расправив плечи, неторопливо прошла к первому ряду и заняла свободное место. Наградой мне послужил пристальный взгляд Астахова, который следил за каждым моим движением. Слегка встряхнув головой, он вернулся к списку группы и начал перекличку.
Вы меня помните, Тимур Андреевич. И мы оба это знаем.
Эта мысль не принесла мне никакого облегчения. Несмотря на то, что внешне мне удалось сохранить спокойствие, внутри всю буквально разрывало от эмоций. Одно я знала точно – мне нужно было что-то придумать, чтобы держаться от Астахова как можно дальше. Регулярно видеть этого человека было бы выше моих сил.
За тот год, что мы не виделись, Тимур Андреевич почти не изменился. Широкую грудь обтягивала белоснежная рубашка, заправленная в идеально выглаженные брюки глубокого синего цвета. На нем не было галстука, а несколько расстегнутых верхних пуговиц будоражили девичьи фантазии. Цвет его густых уложенных волос, как и год назад, навевал мысли о молочном шоколаде, а гладко выбритое лицо все еще казалось мне совершенным. Черты лица были довольно резкими, во многом поэтому красота Астахова не казалась приторной, наоборот, идеально подчеркивала твердость его характера и строгость.
Одного взгляда на этого придурка хватило, чтобы я вспомнила, почему когда-то в него влюбилась.
Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.
Меня накрыло сильнейшее чувство дежавю, когда он обвел взглядом собравшихся. Прямо как в тот самый первый день…
– Итак, – Астахов уселся за свой стол. – Как вы уже поняли, помимо преподавания «Институциональной экономики», я так же буду куратором вашей группы. Но это еще не все.
Он щелкнул ручкой, перехватил ее поудобнее и снова положил перед собой список группы.
– Поднимите руку и назовите свою фамилию все, у кого в этом году научный руководитель Анна Юрьевна Тарасова, – сказал он, всматриваясь в лица студентов.
Всех, за исключением меня.
Я забыла, как дышать, и желала только скорее проснуться, чтобы все это оказалось жутким ночным кошмаром. Потому что было понятно, к чему задан вопрос, и к такой реальности я была не готова.
Когда Миша Фетисов назвал себя и последним опустил руку, на секунду мне показалось, что Астахов облегченно выдохнул. Мне бы и самой очень хотелось, чтобы Миша правда был последним, но увы.
Сделав глубокий вдох, я поняла руку.
– Власова, – пришлось собрать всю силу воли, чтобы выдержать пристальный взгляд преподавателя, от которого мне стало совсем дурно.
Занесенная над листком на миг дольше необходимого ручка и еще одна быстрая пометка в списке, очевидно, возле моей фамилии.
Астахов поднялся на ноги и вернулся на то же место перед столом. Когда аудиторию снова заполнил его низкий, бархатистый голос, я была уже на грани обморока из-за острой нехватки кислорода.