– обвел вас вокруг пальца, паразитов, – рассмеялась дама. – Ему бы в цирке с такими талантами выступать!

Фырчал и кашлял старый автобус, кряхтел и захлебывался во время переключения скоростей, но катил быстро. На нем юноша покинул город, переехал по мосту через речку Лиховую, промчался по старинному селу Зырино и вышел на дальней его окраине. Слева поднималась построенная еще до революции кирпичная водонапорная башня, а справа, за плотным высоким забором и буйно зацветающим садом, крепко стоял, построенный на века, большой патриархальный дом.

Юноша бывал тут нечасто. В этом доме поколениями росли его предки, но так случилось, что отца, художника, тут не жаловали. Однажды тот сказал, что не хочет иметь ничего общего со своей безумной родней.

И причина на то была. Семью Беспаловых избегало и побаивалось еще с давних времен все село, и даже теперь, в советские времена повсеместного атеизма, потому что числились они потомственными колдунами. Юноша отворил калитку и двинулся по широкой тропинке к дому. Весь фасад был покрыт хитрой резьбой, где можно было разглядеть и смешные фигурки людей, и животных, и всякие символы. Юноша знал: каждый из них значит очень много, весь этот рисунок – целое письмо, но никто и никогда не говорил ему, кому оно предназначено и что скрывает. Помнил только, как ему про эти каракули сказал дядя, уже покойный: «Этим языком наши боги с нами говорят, малышок. Вырастешь, может, и узнаешь, что к чему, если дед Берендей позволит. Он отца твоего проклял, братца моего младшого, и тебе, семени его, не шибко доверяет». Помер дед Берендей, но так и не посвятили юношу в тайное письмо предков.

На крыльце сидела его бабка Чернуха, в миру Евдокия, чтобы вопросов не было, в старом плетеном кресле. Одета она была в черное, с платком на голове. Кто из сельчан увидит – пробежит мимо. А поймает ее взгляд – сразу в церковь. Сидела она, как сфинкс, положив руки на широкие лопухи-подлокотники, по-хозяйски откинувшись на спинку. Тут же, на узкой тесной скамейке дремал родной дядя юноши – младший брат отца Ёж, в миру – Никодим. В поддевке, широких штанах и старых хромовых сапогах.

– Редкий гость, – процедила бабка Евдокия. – А как вытянулся.

Но сказала это с радостью – как-никак, родная кровь. По-своему она очень любила внука.

– Ой ты, племянник пожаловал! – приподнявшись на локте, усмехнулся Никодим. – Как там братец мой поживает? Малевальщик? Пьет горькую?

– Иногда пьет, – стоя перед лестницей, потупил взор юноша.

– А мать все блудит?

– Не знаю, – обиженно нахмурился гость.

– Не терзай ты его, дурень, – осекла бабка Чернуха сына-словоблуда. – И так у него не дом, а худое сито. Ну, отрок, зачем пожаловал? Вижу: нужда приключилась, и по нашей части. Верно?

– Верно, бабушка, – ответил юноша. – Большая нужда.

– И срочная?

– Очень срочная.

– И сердечная?

– Да, бабушка, – вспыхнул он.

– Говори, милый, помогу, чем смогу.

– Может, в дом пойдем? – покосившись на пересмешника-дядю, предложил юноша.

– Пойдем, милый, пойдем. Поднимайся. А ты дом стереги, Никодим, – в шутку наказала она сыну. – Чтобы мышь не пробежала.

– Из дома или в дом? – пошутил тот.

– Балабол, – откликнулась старуха, взяла внука за плечо, нагнула, поцеловала в темя и подтолкнула к открытым дверям.

В избе она усадила его в красный угол, самый нарядный и ухоженный, правда, не было тут никаких образов, как в других, и быть не могло. Но висел высеченный из дерева лет двести назад почерневший старик, длинноволосый, в одежде до пят, с посохом. Он подозрительно смотрел на всякого, кто сюда входил, садился за стол, а может, и слушал, о чем говорят.

Юноша стал рассказывать – со всей положенной его возрасту страстью и всей болью, которую переживал сейчас.

– Задачки ты задаешь, внучок, – покачала головой бабка Чернуха. – Чтобы помочь, я должна открыть тебе несколько тайных дверей, одну секретнее другой. Твой дед Берендей, муж мой, будь он жив, никогда не позволил бы мне этого сделать, – он проклял своего сына, твоего отца, и не верил тебе. Но я верю, милый, потому что знаю: тебе передался наш дар. Ни трем моим сыновьям, а именно тебе. И вот мой выбор. Помогу тебе – прогневлю мужа. Каким словом он встретит меня там, куда все уходят? А не помогу – прогневлю господина-Чернобога, – она указала кривым пальцем на деревянного идола. – И Мару с Мороком тоже прогневлю. – Старуха прихватила его руку костистой клешней. – Только и ты, внучок, должен решить для себя, как тебе быть дальше.

– Что я должен решить, бабушка?

– Дать слово, что будешь служить семье и нашим богам.

– Даю слово, – кивнул он.

– Какой ты шустрый, – усмехнулась старуха. – Но это хорошо, что сразу согласен. Стало быть, сердцем говоришь, только так и надо. Я буду читать заклинания, а ты повторять их за мной – слово в слово. Долго буду читать – помни.

– Хорошо, – кивнул юноша.

– И еще помни: ее душа останется между небом и землей, будет ждать, сколько надо. Там времени нет. Но пока она здесь, сама должна решить, что согласна на это. Сама. Ты ее неволить не вправе. Да и захочешь – не сможешь. Тут каждый за себя решает. И если она решится, то пусть скажет на самом пороге, когда ты все отчитаешь, такие слова: «Согласна! Забери меня из рук смерти, уведи в сад покоя, где я буду ждать, когда ты вернешь меня». Понял?

– Понял, – с бешено колотящимся сердцем ответил юноша.

– Хорошо. Сил тебе придется отдать много. Может, потеряешь что-то из своего. К этому тоже будь готов. И последнее – тебе понадобится сосуд, куда ты вольешь ее душу и принесешь в мир живых. Всего-то навсего, проще некуда, а, внучок? – сжав его руку прокопченной клешней, сухо рассмеялась бабка Чернуха.

– А какой это сосуд? Где его взять?

– Узнаешь.

– И все может получиться?

– Моя бабка Волчица говорила так: «Пусть нас пугают: Бог дал – Бог взял, а мы у Него назад заберем». Ты и заберешь, Саввушка, коли сила дана, а я помогу, направлю, лучинку во тьме для тебя подержу. А теперь запоминай заветные слова, что она должна услышать в те самые мгновения, когда с краешка жизни сорвется в тьму кромешную…

Часть первая

Дворец для принцессы

Глава первая

Лучшая подруга

1

В открытые окна усадьбы, через благоухающий цветами парк влетели отдаленные звуки автомобильного клаксона. Три раза с дороги, затем повторилось, и еще три раза