Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он умолкал, не договаривая, и раскрывал глаза ещё шире.
«А давайте попробуем?» — предложил однажды Макар.
Макар в итоге так и не пришёл — говорил потом, не выпустили, — а Вася и Пашка дождались полуночи в парке, стараясь не думать о том, что к этому времени их точно ищут родители. У них были одни часы на двоих — дешёвые китайские часы на батарейке, которыми Пашка страшно гордился, хотя, если их прижать, время сбрасывалось на нули, и приходилось устанавливать его заново.
Может, виноваты были эти часы (они их там, в парке, несколько раз перенастраивали), а может, облако, которое так и не закрыло луну. Или подвела ворона, которая не каркнула. В общем, они съехали и никуда не попали.
Особенно они пожалели об этом, когда, возвращаясь домой, столкнулись с родителями. Те их искали, а Макар сдал. Макару ничего, а Васе и Пашке влетело, но они хотя бы знали, что не струсили.
Теперь Василий хлопнул по облупившейся краске трубы и ощутил тоску по детству. Хорошее всё-таки время: можно верить во всякую ерунду, и мир кажется намного шире, интереснее и лучше.
Волк прибежал, обнюхал горку, сел и коротко почесал за ухом. В ветвях каркнула ворона. Волк тут же вскочил и залаял на неё.
В это время раздался телефонный звонок. Кто-то, отчаявшись дождаться ответа в мессенджере, трезвонил. Василий даже знал, кто это был. Нормальные люди никому не звонят в четыре утра.
Фонарь замигал и совсем погас, и почти сразу на луну наползло длинное облако. Василий сбросил звонок, а потом, сам не понимая, зачем это делает, полез на горку. Ему вдруг стало весело. Волк внизу залаял, опираясь лапами на ступеньку. Василий спрыгнул, перехватил пса и опять полез, теперь медленнее.
— Во! Сейчас как съедем, как попадём в другой мир! — со смехом сказал он. — Нафиг дедлайны и правки, да, Волк?
Пёс заскулил, вырываясь.
Василий, согнувшись в три погибели, кое-как влез в трубу, обнимая пса. Последнее, что он услышал перед тем, как оттолкнуться и поехать — громкое, хриплое воронье карканье.
Само собой, ни в какой другой мир он не верил — что он, дурак? Он верил в то, что съедет вниз, вернётся домой и напишет, что увольняется. Так оно всегда и бывает.
Труба оказалась длинной.
Длиннее, чем выглядела снаружи.
Как раз тогда, когда Василий удивился и даже слегка забеспокоился, гладкие металлические стенки покрылись слизью и стали мягкими, облепили со всех сторон. В нос ударил смрад протухшего мяса.
— Фу, блин! — воскликнул Василий.
Он поморщился, пытаясь удержать подступившую тошноту, взмахнул руками — и выпал из трубы на землю, слабо освещённую луной. И земля эта, ещё минуту назад вытоптанная и голая, теперь густо покрылась хвойными иголками. Опять закаркала ворона, и над головой раздался чей-то могучий кашель. Потом Василий услышал негромкий девичий голос, в котором звучало отчаяние:
— Гришка! Опять, дурак ты этакий! Хворостиной тебя отстегать, что ли!
Василий поднялся, всё ещё пытаясь удержать желудок на месте, вытер руки о джинсы, обернулся и увидел дракона.
Дракон стоял над ним, серо-зелёный, большой, как фура. Маленький глупый глаз светился жёлтым, и чешуя поблёскивала в лунном свете.
— Э, — сказал Василий и сделал шаг назад.
Бугристая морда придвинулась к нему. Дракон дохнул, как паровоз.
— Ты не бойся, он добрый! — затараторила невидимая отсюда девушка. — Ты, наверное, из Пеструшек, а может, в Заболотье шёл, мил человек? И понесло же тебя через Перловку! Гришка просто играется, чего тут бояться, вовсе даже и нечего… Вот что: идём со мной, я тебе одёжу выстираю, накормлю, напою и спать уложу — всё одно ночью в лес соваться не надо бы. Утром тебя мой отец проводит, на телеге…
— Э, — повторно сказал Василий.
Он, в общем, не считал себя глупым. Придумать креативы, составить продающие тексты? Раз плюнуть. Найти слова для девушки, которая ночью выгуливает дракона в лесу? Он не смог.
Справедливости ради, а кто бы смог?
Ещё, похоже, этот дракон его только что пожевал и выплюнул…
— Ой, а ты человек или нечисть лесная? — спохватилась девушка. — Что же я тебя в дом-то зову, ежели тебе, может, не по нраву огонь да железо! Ежели так, я тебе завтра дары принесу. Даже уже сегодня. Только до дому и обратно…
Тут и Василий кое о чём вспомнил.
— Волк! — воскликнул он.
— Ох, лишенько! Где волк?
— Да у твоего дракона в пасти остался!
И Василий, отринув страх, попытался разжать огромные челюсти.
— Фу! — кричал он. — Брось, фу, нельзя!
Это было всё равно что пытаться поднять грузовик голыми руками, но Василий не сдавался. Дракон пытался отвернуться.
— Гришка! — сурово воскликнула девушка, лица которой Василий так пока и не увидел. — Плюнь! Плюнь, кому сказала!
Дракон ещё кашлянул, и на траву выпал Волк, весь испачканный в слюне. Он тут же яростно встряхнулся и залился лаем, припадая на передние лапы.
— А, это пёсик твой, — с облегчением сказала девушка.
Теперь она вышла из драконьей тени. Волосы у неё были пышные, растрёпанные — ночью цвета не разглядеть, но, пожалуй, тёмные, — а глаза светились зелёным. Не то чтобы ярко, но отчётливо.
— Я старосты дочка, Марьяшей люди кличут, — представилась она, глядя снизу вверх. — Так ты из Нижних Пеструшек али из Заболотья? А то, может, тебя в саму Перловку и определили? Ссыльный ты?
— Я рекламщик, — ответил Василий и прикрикнул: — Фу, Волк! — потому что разговаривать в таком шуме было решительно невозможно.
Волк перестал лаять, но зарычал тихо и злобно.
— Рекламщик? — задумчиво повторила Марьяша. — Рекламщик… Даже и не знаю таких. Ты, может, из заречных лесов, али и вовсе из чужих земель? Одёжа ещё какая, ненашенская…
И она с сомнением оглядела Василия.
— Это что за место? — спросил он и незаметно себя ущипнул. Может, он съехал с горки и ударился головой? Или его доконали кофе и недосыпание, и он уснул? Вот так, принял горизонтальное положение, и организм подвёл.
— Перловка же, — ответила Марьяша, прищурив зелёные глаза. — Кто же про Перловку-то не знает? О ней не токмо на всю волость слава гремит — на всё наше царство!
— Ага, — сказал Василий, ущипнул себя за другую руку и зашипел. — Ай! Небось из-за вот этого твоего дракона?
— Какого такого дракона? А! Так Гришка-то змей, ты нешто не признал, мил человек? Голова у него одна, оттого ума