Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты был одним из немногих, кто сумел взять эмоции под контроль. Помню, как старался помочь, дежурил по ночам, не подпуская страдальцев к гермоворотам, не поддавался на жалостливые мольбы, стойко нёс свою службу, уберегая людей от их собственной глупости.
Знаю, как Ты прятал свою боль за маской оптимизма. Постоянные ироничные шутки заставляли людей улыбаться. Тебе удавалось поднимать людям настроение различными праздниками и тематическими вечерами, поддерживая в них тлеющий уголёк надежды на лучший исход.
Твой смех был громче, чем у кого-либо, а улыбка шире. Но я помню, как по вечерам Ты смотрел на старую фотографию из кошелька. Маленький кусочек прошлого, из которого выглядывали родители. Ты смотрел на их счастливые лица, а по Твоим щекам бежали слёзы, унося накопившуюся боль и тоску.
Когда стали подходить к концу запасы на складах, стало совсем худо. Руководство урезало пайки до минимума, чтобы продержаться подольше, но так не могло продолжаться вечно. Вот тогда и появились первые солдаты удачи, теперь гордо величаемые сталкерами.
Первопроходцы облачались в прорезиненные костюмы и противогазные маски, чтобы выйти на изменившуюся поверхность и ужаснуться. Они ступали за порог безопасного убежища с одной целью — найти спасение для людей, загнанных угол. Вылавливаю из памяти момент, когда ты одним из первых записался в добровольцы, подав пример остальным.
Вы отсутствовали почти двое суток. Никто не надеялся увидеть вас живыми. Снова под потолком нависла огромная серая туча безнадёги. Но вдруг раздался стук, разнёсшийся гулом по всему убежищу. У меня чуть глаза из орбит не вылезли, когда Ты первым перешагнул порог, выставил вперёд руку, сживающий диковинный цветок с лепестками всех цветов радуги, и весело выпалил: «Ну, привет, человеки!». Сколько жизнелюбия, радости и облегчения было в этих словах! Этот бесконечный оптимизм сразу же изгнал весь негатив из наших душ.
Но я видел, что Ты уже не тот, что прежде. Это чувствовалось, угадывалось во взгляде, слышалось в словах. Увидев, что снаружи целый мир — новый, не исследованный, полный опасностей и открытий — Ты уже не мог усидеть в ставшем тесным и не уютным убежище. Каждый день выходил на поверхность, гулял по окрестностям, иногда принося что-нибудь полезное, а если возвращался с пустым рюкзаком — почивал поселенцев интересными рассказами и байками.
И в гостиной при свечах
Он танцевал, как бог,
Но зато менялся на глазах,
Только вспомнит шум дорог.
Всё, что имел, тут же тратил,
И за порог сделав шаг,
Он вдруг давал команду братьям,
Вверх поднимая кулак…
Всплывает в памяти вспышка вируса в нашем убежище. Почти треть населения перевели в карантин. Помню, как заболел маленький брат нашей подруги. Мальчик был совсем плох и у Лильки началась депрессия. Она не выходила из своей комнаты, почти не ела, всё время плакала.
Ты на неделю отказался от вылазок и отправился приводить её в чувства. Уж не знаю, что Ты ей сказал, но помню, как вечером на празднике по поводу её Дня Рождения она пела и танцевала. Конечно, она не отдалась веселью беззаботно, всё ещё переживала за братика, но и не была уже похожа на зомби.
Ты отказался от вылазок, но никак не мог унять этого внутреннего исследователя. Все знали, как вечерами, после отбоя, Ты подходил к «герме» и просто стоял возле неё. Ты истосковался по пейзажам разрушенного города. Видно было, как душой рвёшься наверх. Когда медики признали своё бессилие против страшной болезни, Ты наплевал на всё и решил отправиться наверх, искать вакцину.
Кто только не пытался Тебя отговорить. Все считали эту затею глупой, бесполезной. По детски наивной. Но Твои глаза… Они лучились идеей, надеждой на лучший исход. Твои слова я тогда хорошо запомнил:
«Уж лучше сгину там, понадеявшись, чем склею ласты здесь, сложив руки! Итак, кто со мной?»
Ты дал знак сталкерам идти за Тобой, просто подняв вверх сжатый кулак, и все без исключения пошли, не слушая приказов начальства, а на их угрозы и вовсе плевали с высокой колокольни. Они пошли за Тобой, потому что видели перед собой человека, не желающего сдаваться. Того, кто верит в невозможное. Они разделили Твою мораль, признали своим лидером. Гермоворота закрылись за вашими спинами и… вы исчезли.
Четыре бесконечно длинных дня прошло прежде, чем вы вернулись, совершив чудо. Отряд прошёл опустошённый войной город, отбиваясь от мутантов и бандитов, гонясь за мифом, легендой, рассказанной у костра. Лишь Твоя вера в эту байку не давала остальным сдаться и вернуться в убежище ни с чем.
На окраине города вы нашли поселение. Местные лекари показали, как сделать лекарство из мутировавшего цветка, того самого, что ты принёс с собой из первой вылазки, что в достатке росли вокруг выхода из убежища. Только подумать, всё это время лекарство было у нас под носом! Болезнь была побеждена. Члены отряда стали героями. Снова.
Ты летящий вдаль, вдаль Ангел,
Ты летящий вдаль, вдаль Ангел…
Ты один только друг — друг на все времена.
Не много таких среди нас…
Ты летящий вдаль Беспечный Ангел.
Много лет с тех пор прошло. Со временем из храбрых добытчиков сталкеры превратились в тех, кому просто не сидится под землёй. Всё чаще отряды возвращались ни с чем. Тогда-то Ты и решил открыть этот бар. «Патронташ» стал для нас не просто местом отдыха, он стал напоминание о нашем убежище — доме, который пришлось покинуть.
Он стал символом того времени, когда, ставшему цивилизованным, человеку пришлось снова вернуться практически в средневековье, заново учиться выживать и сражаться за свою жизнь и за жизни тех, кто ему дорог. Двери бара и сейчас всегда открыты для тех, кто просто любит жизнь, разговоры ни о чём и старый добрый гитарный рок. Я был с Тобой все эти годы, но чувствовал, что должен идти дальше. Найти свой путь, а не двигаться по колее Твоего байка. И я ушёл.
Под гитарный жёсткий Рок,
Который так любил,
На «Харлее» он домчать нас мог
До небес и звёзд любых.
Но он исчез, и никто не знал,
Куда теперь мчит его байк.
Один бродяга нам сказал,
