— В Тёплый стан, — с вызовом ответил Лёва.

— Я так и знал, — обрадовался таксист, — а я живу в Видном, нам по дороге. Пятьсот хватит. — Он по птичьи склонил голову к плечу и хитро посмотрел на Лёву. — Вы напрасно беспокоитесь, молодой человек. Что я, калека, — он постучал палкой по ноге и она отозвалась деревянным стуком, — могу сделать молодому и сильному юноше? Садитесь, садитесь, всё равно в такое время вы такси не поймаете.

Лёва оглядел совершенно пустую улицу, освещённую редкими фонарями и решился. Он назвал адрес и сел на заднее сидение. Водитель сунул клюку на переднее пассажирское и завёл машину. Щёлкнул тумблером, включая счётчик.

— А это зачем? — насторожился Лёва.

— Привычка, — хмыкнул водитель. — Мне просто нравится этот звук. Он делает время видимым.

— Это как?

Такси вырулило на пустую дорогу и спокойно покатило на юг. Москва доказывала всем своим видом, что тоже спит: кругом ни людей, ни машин. Только пятна от фонарей ползут по рукам, сменяясь темнотой, да тихо тикает счётчик.

— Вы очень молоды… Как вас зовут, извините?

— Лев, — нехотя ответил Лёва. Слушать старческие разглагольствования ему не хотелось, но воспитание не позволяло об этом сказать.

— Лев, — повторил водитель, — сильное имя. Отважное, грозное, не думающее о последствиях. Вам очень повезло с именем, Лёва. Имя — аванс на будущее, который даётся при рождении. Родители сделали вам ценный подарок. А меня зовут Яков Аронович.

— Очень приятно, — буркнул Лёва. Всё, что сказал водитель о его имени никаким боком не относилось к нему, и это вызывало глухое раздражение.

— Так вот, вы очень молоды, Лёва, и, как все молодые, думаете, что будете таким вечно, но это не так. И я тому живое подтверждение.

Яков Аронович поймал в зеркале взгляд Лёвы и подмигнул, отчего Лёва насупился ещё больше.

— Когда время имело материальное воплощение: песок, пересыпающийся из одной колбы в другую, вода, да хотя бы тиканье часов, оно чувствовалось, люди слышали тихое шуршание чешуек, когда оно ползло мимо, люди знали, что наступит день, когда этот звук скроется вдали, и для них всё кончится. А сейчас механические часы стали редкостью. Люди носят фитнес-браслеты, которые не тикают. Время стало сменяющимися цифрами: девятка сменяется нулём, и всё начинается по новой, циклично. Но жизнь-то не циклична. Понимаете? Пропало понимание того, что время конечно. Вы просто об этом не задумываетесь. Вы живёте в иллюзии того, что девятка сменится нулём, и всё начнётся по новой, а нуля-то и нет. За девяткой пустота.

Лёва бросил взгляд на свой дешёвый фитнес-браслет. "01:59" сменилось "02:00", опровергая слова разговорчивого водителя. Лёва со скептической улыбкой уткнулся в смартфон. Такси свернуло на пустой проспект Мира. Ни машин, ни людей, только колхозница с рабочим проводили удивлённым взглядом единственную движущуюся точку: старую помятую волгу.

С приборной панели донёсся какой-то писк и водитель растроенно вздохнул.

— Вы извините, Лёва, эта колымага жрёт столько бензина, что я не успеваю подливать. Я заеду на заправку, ничего? Всего пять минут.

— Делайте, что хотите, — буркнул Лёва, — только отвезите меня поскорее домой. Очень спать хочется.

— Конечно-конечно. Простите великодушно за эту задержку. Скоро доедем, куда вам надо.

Яков Аронович свернул на ярко освещённую заправку и подкатил к колонке. Пока он заливал в бак A-92, Лёва выбрался размяться. Он зевнул так, что чуть не вывихнул челюсть, на зажмуренных глазах выступили слёзы, а, когда он их открыл, увидел старика прямо перед собой. Он упёр палку ему в ногу, и Лёва хотел сказать что-то резкое и обидное, но застыл с открытым ртом.

Лицо водителя сменилось хмурой физиономией начальника, потом хитрыми глазами Мамеда, недовольной мордахой Гули, поджатыми губами мамы, он увидел комп, наушники, услышал голос Фрейи, моргнул, опять начальник, Мамед, Гуля, наушники, начальник, Гуля, Мамед, наушники, иногда мама. Лица мелькали всё быстрее и быстрее, размываясь, размазываясь, сливаясь в одно блекло-серое пятно. Лёва моргнул ещё раз, и по щеке потекла горячая капля. Яков Аронович стоял, склонив голову и смотрел на него с таким сожалением, как… Как смотрят на умершего дорогого человека, очень дорого, а не случайного пассажира такси. Старик убрал свою клюку и поковылял к машине.

— Садитесь, Лёва, скоро сможете отдохнуть. Простите, что задержал вас.

Лёва залез на заднее сидение. Он, наверное, очень устал, если возникают такие видения. Было дело, Лёва пытался заниматься графическим дизайном. Когда ему надо было выделить палитру, он увеличивал пикселизацию картинки до тех пор, пока она не превращалась в большие квадраты разных цветов. Кажется, только что он сделал то же самое со своей жизнью, и оказалось, что цветов в ней нет. Только серый. Чистый #CCCCCC без примесей. Разве такого цвета должна быть жизнь у Льва, отважного и грозного, и не думающего о последствиях?

Они выехали на Кремлёвскую набережную. Над башнями сияли рубиновые звёзды, зелёным маяком горел светофор. На дуге моста зажглась яркая синяя полоса с надписью: "Вау! А кто у нас тут такой красивый гуляет?". Кругом столько красок, а в его палитре только серый. Водитель молчал, изредка бросая взгляд на затихшего Лёву, но он, погружённый в невесёлые мысли, этого не замечал.

Зазвенел телефон. Яков Аронович достал из кармана древнюю нокию и нажал на кнопку.

— Да, — сказал он. — Я на заказе. — Помолчал, слушая собеседника, потом сказал: — Хорошо, понял, — и отбился.

— Вы извините, Лёва, тут такое дело… — сказал он смущённо. — Это из диспетчерской звонили. Девушка оказалась в том же положении, что и вы: машин нет, уехать не может. Стоит посреди улицы ночью, одна. Это на Волхонке, нам по дороге. Я её подберу, и, сначала отвезу вас, потом её. — Он помолчал, ожидая ответа, но Лёва его не услышал. — Вы не против? — переспросил Яков Аронович.

— А? — вскинулся Лёва. — Не, не против, хорошо.

Такси вырулило на Волхонку. Под стеной дома стояла полноватая девушка в чёрном. Увидев такси, она бросилась к машине. Села на заднее сиденье, неприветливо буркнула: "Здрассте".

— Вы зачем это сделали? — спросил Яков Аронович.

— А это типа… — подала голос девушка.

— Типа, — перебил её старик.

— И мне типа теперь что? Исповедоваться надо? — она насупленно теребила фенечки на запястье.

Яков Аронович посмотрел в зеркало на Лёву, но тот удивлённо глядел на девчонку в чёрном.

— А этот кто? — спросила она, дёрнув головой в сторону Лёвы.

— Пассажир, — ответил Яков Аронович, — такой же, как вы.

— Ясно… — Протянула девушка. — И чё, при нём?

— А что такого? — удивился водитель. — Вы приняли осознанное решение, долго его обдумывали. Неужели стесняетесь?

— Ничего я не стесняюсь, — насупилась она. — Вы