от отметки «куда уж хуже» к «только этого не хватало» ― совершенно не хотелось общаться с незнакомыми и, наверняка, малоприятными людьми. Но выхода не было, и, переборов себя, вежливо поздоровавшись, я вошёл в полутёмный холл, освещаемый отблесками небольшого камина и свечами в вычурных старинных подсвечниках.

Ответа на моё приветствие и на этот раз не последовало, хотя комната с единственным окном, за которым уже бушевала нешуточная гроза, была вполне обитаема. Рядом с камином в креслах сидели и оживлённо болтали, увлечённо перемывая кому-то косточки, две расфуфыренные дамочки бальзаковского возраста. У стены на диване расположилась сжимавшая друг друга в объятиях парочка длинноволосых молокососов в джинсовых костюмах, чей пол навскидку определить было невозможно. Прижавшиеся друг к другу шалуны или шалуньи ― кто же их разберёт ― издавали такие недвусмысленные вздохи и стоны, что даже я покраснел, подумав ― ребяткам давно уже пора переместиться в свой номер.

У соседней стены за маленьким столиком, потирая лысины и периодически ругаясь, сражались в шахматы двое старичков в тёплых вязаных жакетах. А какой-то «крепыш» в коротких брюках, полосатой рубашке и съехавшем набок галстуке потягивал пиво из банки, подпирая шкаф и бросая жадные взгляды на замершую у окна прекрасную женскую фигуру.

Я тоже засмотрелся, забыв о промокших ногах и ломоте в пояснице. Оно того стоило ― маленькое хрупкое создание смотрело на дождь, скрестив тонкие руки на высокой груди. Её чёрное шёлковое, украшенное цветами и парящими драконами ципао1 подчёркивало безупречную фигуру, от стройных ножек в туфельках на шпильках невозможно было отвести взгляд, а сияющие чёрные волосы, уложенные в высокую причёску с резной шпилькой, довершали «убийственный» для мужского сердца образ восточной красавицы…

Может, дело было в переменчивой погоде, или я сегодня слишком переволновался, но голову слегка повело ― запах лотоса усилился, и только что едва слышная мелодия, летящая откуда-то сверху, уверенно заиграла прямо в голове. Сердце почему-то сжалось, и давно забытые мысли атаковали меня со скоростью и напором воздушной эскадрильи:

— Что-то здесь не так, Ник. Разворачивайся и беги, пока ещё не поздно ― пусть лучше дождь и гроза, чем…

Но я не успел прислушаться к совету мудрой интуиции ― красотка заговорила… Этот голос мог принадлежать только ангелу ― он очаровывал, с одной стороны дразня томностью слегка хриплых страстных нот, с другой ― успокаивая и согревая, как уютный шерстяной плед. Как такое вообще может быть?

— Кажется, у нас новый гость… Добро пожаловать, я ― Фэй, хозяйка пансионата, а Вы…

Меня бросило в жар, словно подростка, застигнутого за подсматриванием в женской раздевалке ― губы пересохли, а шея безбожно взмокла. Смущённо пролепетал:

— Ник… Мне тоже очень приятно… Фэй, ― что-то острое кольнуло затылок, и холодная волна пробежала по позвоночнику, забирая силы. Ватные руки тут же вспотели, глаза не отрывались от бледного лица с нежной персиковой кожей, удлинёнными, нереально тёмными глазами и алыми лепестками губ, улыбавшихся мне одному…

Сознание не сразу сдалось:

— Да она колдунья ― осторожно, Ник!

Но я уже пропал, и Фэй это поняла, подойдя вплотную и протянув безвольному, пожиравшему её глазами идиоту фужер на тонкой ножке, в котором переливались, поднимаясь кверху, маленькие весёлые пузырьки. И хотя, могу поклясться, что ещё мгновение назад в изящных ручках ничего не было, меня это нисколько не смутило ― ладони сжали хрупкое стекло, опрокинув ароматную влагу в доверчиво приоткрытый рот…

— Мм… какое блаженство, ― выдохнул я, не удивляясь растворившемуся в воздухе бокалу и чувствуя, как обвившие мою талию тонкие пальчики осторожно скользят под рубашку, щекоча и возбуждая обрадованное тело.

Дальше потрясающий сон продолжился уже наверху: обнявшись, словно влюблённые, мы поднялись по прижавшейся к стене лестнице, пока я безуспешно пытался поцеловать её смеющийся, всё время ускользающий рот. Фэй сама распахнула дверь полутёмного номера, и, понятно, что ключ для этого ей не понадобился. После бесконечно страстных поцелуев, когда обманчиво худенькая девушка просто впечатала меня в стену, не давая даже пошевелиться, мы наконец упали на кровать, на ходу сбрасывая, как оказалось, слишком тесную и долго не поддававшуюся одежду. Последними к потолку под жизнерадостный смех обольстительницы полетели туфельки, и нас надолго накрыло жаркой волной страсти ― так, кажется, пишут в отстойных любовных романах…

Это было великолепно, и больше добавить нечего. И хоть друзья по-прежнему называют меня сердцеедом, признаюсь, никогда в жизни я не испытывал… Ладно, ладно! Не буду портить прекрасный момент пошлыми фразочками и паршивыми сравнениями. Скажу просто ― Ник Старски сегодня был счастлив, как в юности: как будто ничего и никого, кроме Фэй ― прости, Джейн ― не существовало…

Обессиленный и опустошённый, я лежал на скомканных простынях, тихо радуясь нежному прикосновению её губ к своей коже и молил сам не знаю кого, чтобы сумасшедшая ночь не кончалась так же быстро, как этот летний дождь за приоткрытым окном. Ритмичные удары капель по подоконнику становились всё реже, и вместе с ними успокаивалось моё взбудораженное нечаянной страстью сердце. Оно затихало, разливая в душе тоску:

— Вот и всё, Никки… Чудес не бывает, скоро ты уедешь отсюда, и пугливая память быстро сотрёт любые воспоминания о Фэй. Кому нужны такие сложности? Ты давно уже не романтичный старшеклассник, а циник средних лет с женой и кучей проблем на свою кудрявую голову. Забей и живи дальше…

Пальчики Фэй ласково коснулись щеки, стирая непонятно откуда взявшуюся слезу:

— Не надо так переживать, Ник, ― поверь, оно того не стоит. Хотя я до последнего надеялась, что ты меня вспомнишь, но, кажется, время сильно изменило нас обоих…

От этих слов я вздрогнул, и притихшее было сердце забарабанило с новой силой:

— Это то, что смущало и тревожило с самого начала ― неужели Фэй одна из многочисленных, давно забытых случайных интрижек? Доигрался, идиот…

Её смех был печален и как-то неприятно холоден. Скрипнула кровать, и следом еле слышно прошелестел шёлк ― она одевалась, видимо, собираясь уйти, а я молчал, не в силах отвечать, трусливо надеясь, что удастся избежать неприятного выяснения отношений и взаимной неловкости. Но то, что произошло дальше, оказалось в сто раз хуже…

Запах лотоса заметно усилился, и я не понял, как Фэй вдруг очутилась у окна ― это случилось слишком быстро, почти мгновенно, словно она… Да не может этого быть!

Холодная дрожь снова пробежала вдоль позвоночника, приковав меня к кровати. А я в ответ почему-то даже не пытался сопротивляться, заранее сдавшись. Наверное, потому что уже знал, что виноват, хотя и не помнил, в