— На воде разоришься, — ворчала мать.

— Пусть помогает, — улыбался Федор.

И чувствовал себя почти счастливым. Лучше хоть какие-то мать и брат, чем совсем сирота. У них на спортивной гимнастике был один парень из детского дома. Очень красочно рассказывал: про карцер и как в столовке за хлеб драться надо.

А потом случился переломный момент.

Однажды ярким субботним днем мать буднично заявила, что больше терпеть не может и вчера она подала заявление, чтобы Ярика отправили в интернат.

— Куда? — опешил Федор.

— Ну, к таким, как он, — пожала плечами родительница. — Ему лучше будет.

— Ты серьезно?

— Парень растет, агрессивным становится. Вчера у малышей во дворе мячик отнял. И бросил под машину.

— Ох, какой ужас! — хмыкнул Федя.

— Ты смеешься, — поджала губы мать, — а мне женщины сказали: еще раз на площадке появимся — полицию вызовут.

— Они не имеют права.

— Федя, — в маминых глазах заблестели слезы, — ты дома редко бываешь. Поиграешься с братом полчаса — и опять исчез. А я с ним — целыми днями. Он скоро будет подростком. Ты понимаешь, что это значит? Аутисты себя контролировать не умеют. Он уже вчера в спальне под дверью стоял, когда я переодевалась. И подглядывал.

— Ему всего двенадцать!

— Но он просто глаз с меня не сводил! Я боюсь! — прижала руки к груди.

Старший сын промолчал.

Забавное совпадение. Ему вчера тоже предложили полностью изменить свою жизнь. Перейти из обычной школы и секции на казенный кошт, в училище олимпийского резерва. То есть дома вообще не бывать. Тренировок еще больше. Зато перспективы — поездить по миру, что-то выиграть.

Мать, конечно, одобрит. Всем уже раззвонила, что Федор — кандидат в сборную России, скоро золотую медаль привезет.

И будет счастлива обоих сбагрить, пьянствовать в свое удовольствие.

— Ты уже ездила в интернат? — спросил Федя.

— Зачем? — удивилась она. — Документы пока не готовы.

Федя отправился сам. Посмотрел, ужаснулся. Палаты на десятерых. Хлорка, кислая капуста, санитарки в грязных халатах. Пациенты — отрешенные зомби. Какое там мытье посуды или шахматы! Месяца не пройдет — Ярик и говорить разучится.

«А если я с бревна сорвусь, мать меня в другой интернат засунет. Для парализованных».

Осуждать или переубеждать не стал.

Другую все равно взять неоткуда.

Но Ярика в интернат отпускать нельзя.

На хрен медали. Все равно единицам достаются, а у них только в потоке больше ста человек.

Мать решила свое, а он — свое.

Вместо училища олимпийского резерва порвал с гимнастикой и взял Ярика полностью на себя.

Мать ужасно оскорбилась, что ребенок, не спросив ее разрешения, посмел бросить спорт, и ударилась в конкретный запой. Федор запаниковал. Как в школу-то ходить? Оставлять дома пьяную маманю и больного брата никак нельзя. Квартиру спалят. Сначала думал на домашнее обучение проситься, но это ведь сам с ума сойдешь — целый день ухаживать за инвалидом, да еще и уроки учить.

Засел за форумы и отыскал: неподалеку от дома имеется Центр реабилитации больных аутизмом. Коммерческий.

Дорогим оказался, зараза, зато работать начинал с восьми утра. Федя успевал отвести дитя в садик и почти не опоздать в школу.

Ярик согласился ходить в Центр без капризов. Местечко оказалось милое, похожее на дом отдыха: свой сад, цветы, дорожки, фонарики светодиодные.

На ресепшене восседала улыбчивая рыженькая болтушка и красавица Ксюша. Педагоги — сплошь молодые и даже неформальные, кое-кто щеголял в рваных джинсах или пирсингом сверкал. Методики, как ему рассказала начальница, применялись самые современные. Брат за пару недель научился собирать кубик Рубика и разборчиво, металлическим голосом робота, говорить: «Здра-вствуй-те».

Только вот никаких льгот для их неполной семьи не полагалось.

На то, что в будни, с восьми до двух, Ярик находился в Центре, уходила вся его немаленькая инвалидная пенсия. Надо оставить на подольше — платить нечем. От матери с ее зарплатой консьержки толку мало.

И опять Федя нашел выход. Спортивная гимнастика сейчас мало кому нужна. Но если ты умел делать сальто, то легко мог освоить стремительно входящий в моду паркур.

Он пересмотрел кучу роликов, кое-что натренировал, показал в школе на уроке физкультуры. Народ прифигел. А физрук сам предложил секцию открыть. Вместе.

Вдвоем отправились к директору. Начальство одобрило. Официально Федора оформить не могли, но конвертики каждый месяц он получал.

Даже парни из обычных семей завидовали: им, чтобы девчонку в кино сводить, приходилось у родителей клянчить. А у Феди, пусть небольшая, но собственная денежка имелась.

Школа, по счастью, скоро закончилась, и замаячили перспективы посерьезнее. Парня — кандидата в мастера спорта, да еще с опытом преподавания паркура — взяли инструктором в батутный центр. Вел две группы, плюс частные уроки давал — восемьсот рублей за шестьдесят минут «чистыми». На фоне прочих инструкторов — доморощенных уличных паркуристов — смотрелся весьма выигрышно. Поэтому ценили. Пропустить занятия, подмениться — вообще не вопрос. И Ярика на работу разрешали приводить. Братик сначала дичился, сидел букой в углу, но хотя бы по полу не катался и в буйство не впадал. Наблюдал завороженно за прыгунами, причем пижоны, крутившие сальто, его не интересовали. Он не сводил глаз с детей, кто примитивно скачет вверх-вниз. А вскоре оттаял настолько, что сам стал прыгать. Смотрелся еще смешнее, чем малыши. Посетители его за робота принимали: амплитуда всегда одинаковая, в сторону ни шагу, руки скрещены, посадка головы строго вертикальная, лицо отсутствующее. И терпение адское — мог час прыгать, два, три, пока не падал от усталости.

Федор даже короткое видео снял, показал в Центре, куда продолжал водить Ярика. Там изумились: чуть ли не первый случай в мире, когда больной аутизмом освоил батуты. Федора дружно уговаривали доклад сделать. Обещали на английский перевести, за границей издать.

Но по-научному молодой спортсмен выражаться не умел, а общие слова про свободу полета и приятно пустеющий во время прыжков мозг писать не хотелось.

Он гордился, что жизнь своей семье сумел устроить, что милостыни ни у кого не просит. Что даже автошколу закончил и, может, со временем накопит и на машину.

В любви только не везет.

Но оставалось радоваться тому, что есть.

Мать кое-как ведет хозяйство, пьет в меру. Брат — пусть не превратился в полноценного члена общества — особых тягот не доставляет. И повинуется старшему беспрекословно.

…Вот и сегодня Федор не сомневался, что решит проблему за минуту. Подумаешь, ранку вздумал ковырять! Взял Ярика за руку, сказал строго: