Наймушин снова вышел на освещенную улицу. Чуть притормозил у отделения милиции, когда к парадному подъехал черный джип. Из машины вышел высокий парень в спортивном костюме и кожаной безрукавке и нажал на кнопку звонка. Несколько секунд спустя он вошел внутрь, забыв поставить машину на сигнализацию и запереть дверцу.

Наймушин прошел мимо. Свет из окон и фонаря позволил ему разглядеть пустой салон. В джипе никого. Он припомнил слова дежурного: «Приедет старлей Левицкий!» «Он тоже мент?» – задался Михей вопросом.

Он оглянулся на дверь отделения милиции и сосредоточил взгляд на дверце машины. Если действовать, то быстро. Он открыл дверцу со стороны водителя, скользнул за руль и наклонился, разглядывая марку магнитолы. По его губам пробежала скорая, как электрический заряд, улыбка: «Пионер» KEH-2430. Марка не новая, с ручкой, прятавшейся за нижней частью панели. «Жаль, – подумал Наймушин, – нет времени снять 25-ваттные динамики». Он вытянул ручку и потянул магнитофон. Он уже выбирался из машины, когда чья-то крепкая рука схватила его за плечо. Михей первым делом выпустил «Пионер» из рук и поднял их.

Нет, он не мент, определил Наймушин. Потому что Левицкий сам нагнулся за магнитофоном, был бы милиционером – приказал бы поднять магнитофон, иными словами, взять в руки украденную вещь.

Бросив магнитофон на сиденье, Вадим Левицкий закрыл дверцу и совершил вторую ошибку. Он крепко взял Михея за руку и кивнул на отделение милиции:

– Пошли. Не заставляй меня делать тебе больно.

Михей – обладатель третьего дана «сандан» отреагировал моментально: перехватил своей левой рукой руку Левицкого, и его пальцы оказались внутри захвата, как в замке, к которому Михей резко присоединил свое тело. Со стороны казалось, что у него нарушена координация. Он сгибался, увеличивая раскручивание. Правая рука поворачивала запястье Левицкого по кругу слева направо, тогда как левая кисть поворачивалась в противоположном направлении. Под воздействием этого скручивания старлей упал на колени. Михей тут же выставил вперед левую ногу как защиту против возможной атаки.

Левицкому показалось, что этот паренек с бараньим весом одет в хакаму. Но он не был бы собой, мастером рукопашного боя, если бы, превозмогая боль в руке и нарываясь на вывих, снес парня обратной подсечкой под колено. Лежа на асфальте, Левицкий мог рассчитывать только на силу. Он был тяжелее противника в два раза, в сотни раз опытнее и все равно не мог отделаться от ощущения, что столкнулся в этот вечер с детенышем терминатора. Дальше он автоматически сработал жестче, чем требовалось против обычного пятнадцатилетнего парня: ударил его в шею открытой ладонью; удар ребром ладони стал бы для Михаила Наймушина последним.

Вглядываясь в его обескровленное лицо, Левицкий хриплым шепотом спросил:

– Кто ты?

Вопрос не глупый и не праздный. Так офицера ГРУ не разводили на татами даже шкафы весом за центнер. Причем этот паренек не атаковал, а защищался. А ведь мог добить, ударив ногой в горло. Но выставил ногу как барьер. Откуда этот по виду бродяга знаком с приемами айкидо?

– Бродяга.

– То, что нужно.

Свободной рукой Левицкий изобразил жест: «Веди себя тихо». Голова качнулась со схожим предупреждением: «Не надо». И повторился:

– Пойдем со мной. На этот раз ты не сбежишь.

– Мне в лом бежать от тебя, – также с хрипотцой ответил Наймушин. – И не было никакого раза. Если бы я захотел сбежать, то не ты остановил бы меня.

– Не я? А кто?

– Фонарный столб, может быть.

В отделении милиции лейтенант Абазов встретил Наймушина насмешкой:

– Так сколько раз тебя забирали в отделение?

– Знакомый? – спросил Левицкий, не отпуская Наймушина.

– Старый знакомый, – акцентировал дежурный. – Давай, Михей, топай в камеру. Не повезло тебе сегодня.

– Погоди, – остановил его гость. – Пристегни его к решетке. – Вадим проследил за ним и кивнул: – Отойдем в сторонку, пошепчемся. Куришь?

Левицкий угостил милиционера сигаретой, дал прикурить от своей зажигалки. Поглядывая в сторону обезьянника, он задавал короткие вопросы:

– Как его зовут? Где его родители? Есть ли родственники? Откуда познания в айкидо?

Лейтенант отвечал кратко. На последний вопрос ответил с затруднением.

– Точно не скажу. Он лет с двенадцати в динамовскую спортшколу начал ходить. Динамовскую, сечешь? Вроде наш человек. Поэтому отношение к нему особое.

– Тебе жалко его?

– Я пожалею его, – пообещал милиционер. – Если ты заберешь его (кивок в сторону приколотого к стене факса) согласно директивы Минобороны. Его никакой военный интернат, никакие кадила, суворовские каблухи и бурсы не перевоспитают. – Милиционер сильно ссутулился, изображая горбатого. – Его могила исправит. Спорим, что через месяц, если не раньше, Михей снова окажется в этой камере?

Левицкий не стал спорить.

– Выводи остальных, – распорядился он.

Через минуту задержанные подростки стояли в коридоре и с нарастающим беспокойством смотрели на крепкого парня лет двадцати восьми. Левицкий прохаживался по коридору, надолго задерживая взгляд на подростках. Он походил на рабовладельца, осматривающего живой товар.

– Открой рот, – потребовал он от парня по имени Виктор Скобликов.

– Сам открой.

– Не заставляй меня повторять дважды. Я хочу посмотреть на твои зубы.

– Ищешь трансплантаты для своей подруги?

Левицкий остался непроницаем.

– Если мне понравятся твои резцы, будешь играть на трубе в команде воспитанников. Если понравятся клыки – будешь рвать себе подобных в кадиле.

– А если тебе ни те ни другие не понравятся?

– Вернешься сначала на нары, а потом в канаву, откуда тебя вытащили.

Скоблик показал зубы, широко улыбнувшись. Но громила смотрел не на зубы, а в глаза, не нашел в них фальши, испуга. Не оборачиваясь к дежурному по отделу, Левицкий сказал:

– Я беру этого.

– Этот дорого стоит. – Лейтенант невольно подыграл военному разведчику, изображая работорговца. – Не скажу, что он спортсмен. Но видел бы ты, какие трюки он на велосипеде откалывает. На пятый этаж по балконам заезжает.

– Куда ты меня берешь? – встрепенулся Скоблик, сверля Левицкого глазами. – Я не педик, понял?

– Заткнись, – прикрикнул старлей. – Руки. Руки вперед. – Он вынул из кармана наручники и защелкнул одно кольцо на запястье подростка. Требовательным жестом показал милиционеру: «Давай второго». Лейтенант помог гостю, вывернув Михею руку. Щелчок, и второе кольцо наручников сомкнулось. Теперь оба подростка были скованы одними наручниками.

– Спасибо. – Обладатель дорогой кожаной безрукавки пожал милиционеру руку и подтолкнул пацанов к выходу.