Ира зашла в туалет и, достав из сумочки внушительную косметичку, принялась поправлять подводку. — А что ты здесь зависаешь, это же не ваше крыло?

— Привет, — постаралась я придать голосу бодрости, но не получилось. На вопрос же отвечать не хотелось.

Ира, впрочем, не обиделась — легкий был у нее характер. Она только скептически посмотрела на свое отражение, поправила короткий ежик белых волос, недовольно хмыкнула и принялась уже за тени.

— Чуть не проспала сегодня, ничего не успела, — сказала она скорее сама себе. — А у тебя что за радость случилась? Бурная ночь? Выглядишь помятой, подруга.

Она хитро стрельнула взглядом в мою сторону. Невинная, казалось бы, фраза больно царапнула внутри, но я смогла сдержаться.

— Разве? — Собственный голос прозвучал непривычно тускло.

— Ну да: волосы растрепаны, глаза опухшие, губы истерзаны. У кого-то явно ночка удалась, даже завидую!

С утра я думала, что самым сложным после вчерашнего будет заставить себя подняться и приехать на работу. Но это-то как раз сделать получилось просто, почти на автомате. Будильнику даже не пришлось напрягаться — я почти не спала остаток ночи, больше ворочалась. Поэтому решение приехать в училище пораньше казалось хорошей идей. И поначалу так оно и выглядело: пустынные утренние улицы встретили свежестью и тишиной. Никаких пробок — доехала вдвое быстрей обычного. Охранник на входе даже не удивился, он и не такое повидал за годы работы.

Непривычно было идти по пустым коридорам, обычно наполненным вечно спешащими и галдящими студентами. Как будто я в другой реальности оказалась: так неестественно тихо. Никаких репетиций, никакой ругани из-за фальшивой игры, ни доносящихся из-за закрытых дверей звуков инструментов или пения. Никогда не думала, что в консерватории может быть так тихо, из-за чего я постоянно напрягалась внутри, чувствуя себя будто на кладбище.

Но были и плюсы раннего прихода: свободный зал. До ближайшего концерта меньше недели осталось, и он слишком важен. Благотворительное выступление известного оперного баритона, избранные арии из опер Моцарта. И я должна ему аккомпанировать — так решило высокое начальство. Репетировать сейчас не было ни сил, ни желания. Но нужно пересилить себя. Я до сих пор ни разу не прогнала всю программу в нормальной акустике. Нужно было собраться и не упустить удачный момент — когда еще такой шанс выпадет?

Пройдя в малый репетиционный зал, я обвела взглядом пустующие ряды кресел, представляя мысленно, будто они заполнены народом. Все ждут только меня. Моей игры. Последние перешептывания смолкают, перестают шуршать вещами самые несдержанные гости. В зале образуется полная, всепоглощающая, абсолютная тишина. Короткий вдох и длинный выдох. Сейчас. Я начинаю.

Пальцы сами откинули блестящую лаком крышку рояля и легли на клавиатуру. Я начала с разминки и сбилась. Попробовала другую гамму — и опять сбилась почти в самом начале. Выбрала навскидку упражнение Брамса и сбилась с темпа спустя минуту. Я смотрела на свои пальцы, и не могла поверить: никогда еще такого не было. Не просто ошибиться в ноте, а даже не суметь начать играть. Пальцы всегда порхали — это мой инструмент, совершенный и всегда работающий без сбоев. А сейчас они были словно ледяные сосульки, твердые и ленивые. Я пробовала раз за разом: гаммы и упражнения, аккорды и этюды. И ничего из этого не смогла доиграть до конца без ошибки.

Кто-то заглянул в дверь, но я даже не повернула головы, продолжая смотреть на свои деревянные пальцы.

— Ой, извините, — пропищал тонкий девичий голосок, — доброе утро!

— Считаете, что доброе? — спросила я с привычной улыбкой.

И дверь с печальным скрипом закрылась.

«Совсем не доброе, и дела хреновые, и парень бросил, и даже поиграть одной не дают!»

Разумеется, я не могла такое сказать вслух. Но и дальше так продолжать нельзя: еще весь день впереди. Нужно срочно привести себя в норму. Я вышла из зала и пошла по длинным коридорам, медленно наполнявшимися первыми студентами. Кто-то здоровался со мной, некоторые желали доброго утра, а я лишь упрямо шла дальше, почти не задерживаясь, не переставая постоянно улыбаться и кивать в ответ. Чем дальше я шла, тем сильнее к горлу подступал комок горечи. Мне срочно нужно было остаться одной, и к счастью цель уже близко. Я позорно скрылась в туалете, подставив ладони под струю горячей воды, стараясь согреть занемевшие пальцы.

Но и тут карма в лице Иры настигла меня.

— Завидую я тебе! — Она закончила с тушью и теперь занялась губами. Темно-малиновая помада смотрелась немного пугающе, но удивительно хорошо сочеталась со строгим бордовым костюмом. — Это когда тебе двадцать, можешь позволить себе кувыркаться всю ночь, потом прийти на работу не накрасившись и все равно выглядеть юной и милой. И это нормально! А если я в свои годы такое выкину, весь факультет потом до следующего лета будет мне косточки перемывать, включая студентов и уборщиц. Так что радуйся, девочка.

Конечно, она лукавила. В свои тридцать пять Ира могла легко и смело безупречной внешностью задвинуть на задний план многих студенток. Несмотря на разницу в десять лет, выглядела она просто потрясающе. Да и общаться с ней всегда было очень просто, почти как с ровесницами. А зачастую — даже интереснее. Казалось бы, разница в возрасте и статусе должна была проложить между нами невидимую границу. Она — взрослая, известная певица, педагог со стажем, заведующая вокальным факультетом в лучшем музыкальном вузе страны. Я — еще начинающий концертмейстер, даже года не отработавшая по специальности. Но жизнь — странная штука. Ира почему-то мне симпатизировала и начала негласно опекать почти сразу после нашего знакомства на одном из первых выступлений. Ей тогда так понравилась моя игра, что вечер продолжился импровизированным застольем в кафе через дорогу. И весь вечер она не переставала нахваливать то, как внимательно и чутко я следовала за ее голосом, поддерживала, и даже не перебивала и не мешала. А мне просто было с ней спокойно и весело. И очень легко. Как со старшей сестрой, о которой я втайне мечтала в детстве. И я искренне радовалась, что после того вечера наша дружба только крепла. Потому что жить совсем одной иногда тоскливо.

— Нечему пока завидовать. Не могу я радоваться сегодня, как-то не получается.

Я сдержала готовый вырваться всхлип. «Ну вот, только рыданий в женском туалете еще не хватало. Позор, Рина, возьми себя в руки, тряпка». Простая и эффективная волшебная мантра в этот раз слабо помогала.

— Эй, ты чего? — Ира, почувствовав неладное, отложила помаду и обеспокоенно посмотрела мне в глаза. А потом на мои руки, мелко