— Скрипки, начиная с семидесятого такта, постарайтесь не сбиваться с ритма, — раздавал дирижер последние указания. — Флейты, вы фальшивите! Гобой, ты знаешь, что такое «sostenuto»?

— Это «протяжно»? — неуверенно спросил худой, как щепка, парень в очках с такими линзами, что я поражалась, как они вообще держались у него на носу.

— Ты спрашиваешь или утверждаешь?

— Эм-м-м… Утверждаю.

— Вот и я утверждаю, что играешь ты протяжно! Так, как будто кота за яйца тянешь к ветеринару! А надо «сдержанно». Сдержанно, понимаешь?!

Народ украдкой заулыбался. Когда уже пожилой, абсолютно седой Сергей Витальевич входил в раж, он словно становился моложе лет на двадцать минимум и вообще переставал выбирать выражения. О его темпераменте среди студентов легенды слагали. Его именем старшие курсы пугали вчерашних абитуриентов. Угораздило же попасть в оркестр именно к нему!

Естественно, после первых репетиций народ видел, что дедуля-то вполне адекватный: хоть и бывает резок, но всегда по делу. И начинал понемногу расслабляться. Конечно, если прилетало тебе, то это было очень обидно. Но когда взбучку устраивали другому, — вот тогда всем сразу становилось веселее.

Лицемеры.

— Ударные, держите темп, ради Христа!

— Апчхи! — раздалось оглушительно на всю аудиторию.

— Кто чихнул?!

Все замолчали. Дирижер ждал, сердито постукивая палочкой по пюпитру. Наконец, сидевшая рядом со мной вторая скрипка хмуро подняла вверх смычок.

— Сударыня, если вы заболели, то надо сидеть дома! А не тащиться на репетицию и заражать мне весь оркестр!

— Да не больна я! — Смуглая круглая девочка с длинной косой толщиной в мою руку раздраженно передернула плечами. — У меня просто аллергия! На… на… на парфюм, вот! У кого-то не очень качественный, наверное.

И выразительно покосилась в мою сторону.

— Апчхи! — снова не сдержалась она.

Так и есть: гриппозная. А вину на меня решила свалить?!

Нацепив заботливую улыбку, я молча развернулась к «аллергику» и протянула ей свой платок.

— Возьмите, пожалуйста, он абсолютно новый! Так будет легче.

Та, не веря, нахмурилась, но все же взяла себе.

— Клавишные, взаимовыручка — это очень благородно с вашей стороны, — прокомментировал мэтр. — Но в следующий раз просто постарайтесь не душиться так сильно. Все готовы?

И репетиция продолжилась в том же духе. Нервно, с окриками дирижера, с переглядыванием между собой. С попытками спихнуть свои ошибки на другого, хотя даже я слышала все промахи музыкантов. Ударные сбивались, флейта все так же фальшивила, да и кларнет тоже. А гобой… Он кота не просто к ветеринару тащил, он его там кастрировать собирался, похоже.

Кошмар. Нельзя так издеваться над Шубертом. Да, композитор умер давно, но музыка-то живая!

Я старалась играть как обычно, мыслями раз за разом возвращаясь к вчерашней репетиции. Вспоминала, как мы с Аркадием брали одно произведение за другим и превращали их в маленькие шедевры. Как чудесно звучал инструмент, как красиво вторил ему баритон. Вот вчера была музыка, настоящая, прекрасная.

Звуки, издаваемые сейчас оркестрантами, даже близко не напоминали такое. Жалкие потуги слабых студентов: им бы по нотам сыграть правильно — уже достижение будет. А ведь скоро выступление! Если пианистка не выздоровеет, то играть придется мне. И что делать?

— Всем спасибо, — Сергей Витальевич взглянул на часы и осознал, что пропускать обед в его возрасте никак нельзя, — на сегодня все свободны.

Студенты радостно заулыбались, вставая и разминая затекшие от долгого сидения конечности.

— Кроме скрипок и виолончелей! — добавил он, подхватив пухлый старый портфель и устремляясь к выходу бодрым шагом. — Вас я жду через час здесь же, будем дорабатывать Генделя!

И почти выбежал за дверь, не оставляя маневра для возражений. Некоторые из радостных лиц мигом покрылись серыми пятнами разочарования.

— Спасибо, — ко мне подошла та самая, активно шмыгающая носом скрипачка, протягивая обратно розовый платок. Скомканный, естественно.

— Ой, да не стоит… — Моя улыбка вышла наполовину стеснительной, как и было задумано. — Оставь себе, у меня запасной есть!

— Ладно, — протянула она. Качнулась с пятки на носки и внезапно протянула руку. — Меня Кариной зовут.

— Екатерина, — представилась я полным именем, сдержанно отвечая на рукопожатие.

— Спасибо, что прикрыла перед Витальичем. Не хотелось бы вылететь с репетиций в самый разгар, сама понимаешь. Ты с какого курса?

— Я уже год как выпустилась, — призналась, с удовольствием наблюдая удивленно вскинутые брови.

Которые неплохо бы подравнивать, хоть иногда.

И да, я все понимала. Правда.

— Поправляйся, — пожелала я, закрывая крышку инструмента.

— Давай пообедаем вместе? — Она спросила это так, как будто мы уже были закадычными подругами.

— Если тебя не стеснит моя компания, — я потупилась, чтобы дурочка не смогла увидеть мой взгляд, — то мне будет очень приятно. Ты иди вперед, пока там очередь не набежала, а я догоню через минуту!

— Конечно!

И довольная девочка выскочила из аудитории.

Остальной оркестр уже разбежался, торопясь в столовку. Я обвела взглядом пустую комнату. Стены, обитые мягкими подушками звукоизоляции. Блестящий лак паркета на полу. Ровные ряды черных стульев. На некоторых лежали инструменты тех музыкантов, которые должны были вернуться.

Медленно, очень спокойно я подошла к скрипке, оставленной Кариной. Подняла ее, рассматривая со всех сторон. Самый обычный инструмент. Простой, без изысков. Погладила пальцами колки, струны, вырезы резонаторов, зацепившись за выбоину в завитом отверстии.

Не очень качественный.

Я достала из сумочки маленький флакончик духов и сделала два пшика в левый эф. Потом еще два пшика в правый.

Звук не изменится. Но старое, сухое дерево надолго впитает в себя запах моего парфюма.

Не очень качественного. От «Dior».

Довольно улыбаясь, я вышла из аудитории и устремилась в столовую. Нужно было успеть быстро перекусить с Кариной, потом пройти через два перехода, пересечь внутренний дворик и подняться на четвертый этаж. И все это за тридцать минут. Не хотела даже допускать вероятность, что заставлю Девятова ждать. С его плотным графиком и так было чудом, что он нашел время для репетиций в течение недели. Изначально планировалось, что у нас будет одна генеральная, за день до концерта и все. Но я настояла, что необходимо сыграться заранее, и удивительно, как он вообще согласился.

Спустя полчаса я привычно дернула дверь маленькой аудитории, в которой мы репетировали вчера. И застала там пустоту.

Аркадий опаздывал. Снова.

В раздражении швырнула сумочку на стол у окна, потом открыла форточку, разгоняя душный, застоявшийся воздух. Как? Как можно настолько не уважать других людей? Ладно, вчера: мы еще не были знакомы. Но мне казалось, что потом между нами проскочила искра понимания. Что волшебство музыки, наполнявшее эту комнату, хоть немного растопило лед его высокомерия!

Не хотелось думать, будто я ошиблась.

Спустя десять минут Аркадий все-таки появился, весь красный