попить воды или хотя бы взять салфетку из своей сумки я снова слышу «нет!» и «нет!»… И неумолкаемый ни на минуту словесный прессинг. А я зависла в ожидании, что все это вот-вот прекратится, что передо мной извинятся за «недоразумение», и я, наконец, пойду домой…

Они говорят много и говорят разное. С увещевательными интонациями. И мое сознание даже не фиксирует, что именно… Но одну фразу, глубоко меня пронзившую, помню отчетливо: «Сколько лет твоей маме?.. Скоро семьдесят? Что ж, увидишь ее лет через семь в лучшем случае, а может и вообще не увидишь!» О-о-о!..

Тверской СО

Из здания на Петровке оперативники выводят меня уже под ночь. И снова, зажав меж собой, придерживая за предплечья, пешком ведут через несколько улиц, куда-то ближе к Тверской. Потом я уже хорошо изучила этот Тверской СО – следственный отдел, находящийся где-то на задворках моей любимой улицы. Но тогда я была совсем дезориентирована. И на тот момент я, конечно же, не подозревала, что дальше меня будут водить по улицам моего города уже только в наручниках и только люди в форме… А пока со стороны мы выглядим как обычная дружеская компашка, куда-то очень спешащая…

Входим в неприметный подъезд бежевого сталинского особнячка, поднимаемся по крутым лестницам. На четвертом, верхнем этаже меня заводят в кабинет. К следователю. Таким образом одна структура, оперативная, передает меня «с рук на руки» другой структуре – следствию. Следователь – человек совсем другого типа. Тоже молодой парень, но сутулый и худой. Белобрысый, какого-то болезненного вида, с красноватым лицом. Нервный и суетливый. Хотя в неплохом костюме и с дорогими часами. Он представляется: «Ливанов Владимир Владимирович, следователь Тверского СО», с явным удовольствием произнося свои имя-отчество. И утыкается в бумаги, которыми завален его письменный стол. Да и вся эта крохотная комнатка выглядит крайне захламленной, загроможденной офисной техникой и разными предметами. Все поверхности: стол, тумбы, подоконник, даже стулья – утопают под бумагами и папками.

Я задаю вопрос: «Можно ли мне позвонить?» Ливанов отвечает, что нельзя. Тогда спрашиваю: «Можно ли мне сходить в туалет?» Он, пожевав губу, разрешает. Я прошу взять с собой свою сумку, которую Ливанову передали оперативники, и теперь она валяется среди бумаг. Он пожимает плечами, передает мне сумку, но велит вынуть телефон. Я заглядываю в сумку. Телефон – «самсунговский» смартфон – на месте, и я передаю его следователю. Мы выходим из кабинета. Идем в самый конец узкого коридора. Ливанов пристраивается с сигаретой у подоконника и кивает на дверь в туалет – мол, заходи! Я захожу, прикрываю за собой дверь. Он не протестует.

Наконец, впервые за весь день я одна! Оглядываюсь. Это достаточно большое помещение. Видимо, туалет для сотрудников следственного отдела. Высокий шкаф с бытовой химией, зеркало, блестящая раковина, жидкое мыло, бумажные полотенца… Я включаю воду и лихорадочно роюсь в сумке. И – ура! Есть! В одном из многочисленных карманов сумки нахожу свой второй телефон. В целости и сохранности! Эта крошечная кнопочная Nokia была куплена мною в первую очередь из-за невероятного цвета. Я просто не могла устоять перед таким насыщенным ядреным оттенком фуксии! И второй аргумент для покупки – «про запас, на тот случай, если смартфон разрядится». Но я так толком и не пользовалась этой запасной трубкой. Разве что как вторым будильником. И теперь даже не знала, есть ли на этом телефоне еще деньги, можно ли по нему звонить.

Я ни секунды не раздумываю, кому позвонить. Потому что единственный номер, который помню наизусть – Андрея Мигачева, своего собрата по сценарному клубу «Диктатура», и этот номер не менялся у него со времен ВГИКа…

Набираю номер. Ура! Идут гудки! Ура! Андрей снимает трубку! Я полушепотом рассказываю о своей безумной ситуации. Стараюсь максимально точно описать, где именно сейчас нахожусь. И несмотря на внезапность и абсурдность услышанного, Андрей с полуслова включается в разговор. Спокойным уверенным голосом говорит, чтобы я не волновалась. Что мы еще над всем этим посмеемся – сегодня же, после того как меня отпустят. А сейчас он пришлет ко мне друга, адвоката, который во всем разберется…

– И без адвоката ничего не говори. Ни слова! Слышишь – ни слова! – это финальная инструкция Андрея.

Я отключаюсь, засовываю телефон в карман леггинсов TopShop. И под длинным объемным свитером даже не видно, что у меня вообще есть карманы. Споласкиваю лицо и смотрюсь в зеркало. И не узнаю себя – какое-то чужое осунувшееся лицо! Глаза провалились, болезненно блестят… Я вспоминаю, что уже почти 12 часов подряд я ничего не ела и не пила. Вдруг соображаю, что еще немного и в организме что-то надорвется! От обезвоживания как минимум. Ведь до этого момента я никогда в жизни не жила без какого-либо питья так долго. Просто не доводилось! В этом смысле я, как и все современные городские жители, была очень избалована. Ведь здесь, в мегаполисе, всегда имеется под рукой еда и вода. Утолить голод или жажду можно где угодно: в кафешке, в магазине, хоть у входа в метро… А тут 12 часов «всухую», на одном адреналине. Невероятно! И я заставляю себя сделать несколько глотков воды прямо из-под крана…

А в дверь уже стучат… Я выхожу – приободренная, с уверенностью, что скоро все закончится. Осталось только дождаться адвоката…

И вот я снова перед Ливановым и в его кабинете. Он сообщает, что подошел адвокат и «сейчас начнется мой допрос». Начнется допрос? А все эти 12 часов – что это тогда было? И еще думаю – как же здорово, что мой адвокат пришел так быстро: ведь с момента разговора с Андреем прошло минут пятнадцать, не больше! В кабинет входит высокий импозантный мужчина лет сорока, в дорогом костюме. Ливанов говорит, что это адвокат Верховцев и он будет представлять мои интересы.

Адвокат предлагает переговорить пару минут со мной наедине. Ливанов выходит. Я уверена, что это и есть мой «дружеский» адвокат, но на всякий случай спрашиваю: «Вы же от Андрея?» И к моему изумлению он отвечает: «Нет… Какого Андрея?»

Что? Кто этот тип? Откуда он взялся? Верховцев объясняет, что его попросил приехать следователь, и что он как раз был свободен, и поэтому он тут, чтобы мне помочь.

Потом я уже не раз слышала описание аналогичных ситуаций, как после ареста человеку предлагается адвокат. Предлагается следствием. И потому что он положен по закону, иначе ни одно следственное действие не будет считаться допустимым. Но еще и потому, что такой «дежурный» адвокат, подскакивающий по звонку следователя, как правило, «подсадной». То