есть под личиной защитника он, по сути, выступает в роли того же следователя. Вытягивая под маской участия ту информацию, которую следствие будет использовать при обвинении. Прося и вразумляя сделать так, как нужно следствию: «…Вариант один – признай, подпиши, получишь по минимуму…» И очень многие свежеарестованные – напуганные, измотанные – поддаются на такие уговоры и подписывают все, что просит следователь. В этом, по сути, и состоит работа по сбору доказательств со стороны обвинения. Любым способом получить признание вины человека. И происходит это при участии такого «прикормленного» адвоката…

Я вижу, что Верховцев очень старается выглядеть дружелюбно и участливо, но в моем случае это не помогает. Он не от Андрея. Он чужой! Как же мне объяснить, что я не согласна с тем, что мне предлагают?..

– …Понимаете, я жду другого адвоката. Сейчас должен приехать адвокат, которого нашел мой друг, и вы мне совсем не нужны…

– Ничего страшного, э-э-э… Людмила Владимировна, давайте я побуду с вами до прибытия вашего адвоката. Ведь вы же не можете участвовать в допросе без защитника!

– Но почему нельзя дождаться моего адвоката? И провести допрос с ним? Он появится с минуты на минуту!

– А с чего вы вообще взяли, что он появится? Вы что, разговаривали с ним? Когда? Как?

– Я поговорила с другом по телефону. У меня есть второй телефон – вот он, и его у меня никто не забирал…

Верховцев удивленно смотрит на мою ярко-розовую «нокию» и выходит в коридор. И тут же в кабинет залетает Ливанов, со свирепым видом выхватывает телефон из моих рук.

– Так, начинаем допрос! В «качестве свидетеля», – Ливанов садится за стол, и заполняет первую бумагу, первый протокол…

И начинается тягомотная процедура «допроса». А по сути просто заполнение протоколов, где сначала я значусь как «свидетель», потом – как «подозреваемая», потом – как «обвиняемая»… Фиксируется время: начало и окончание первого допроса, второго допроса… Записываются слова «в присутствии защитника Верховцева…» Но на тот момент все это звучит для меня чуть более понятно, чем китайский язык. И только потом, когда все эти документы оказались у меня на руках, и я уже научилась разбираться в юридических терминах, они как-то идентифицировались в моей голове…

Марк

Ливанов стремительно что-то пишет, делает ошибки, чертыхаясь, хватает новые бланки, пишет заново… Но как бы он ни спешил, в самый разгар писанины открывается дверь и на пороге появляется человек: «Здравствуйте, меня зовут Марк Каверзин, я представляю интересы Людмилы Вебер». Ура! Наконец-то!

Марк просит минуту наедине, и Ливанов с Верховцевым с кислыми лицами выходят в коридор.

У Марка потрясающая внешность. Мощная, сильная фигура, спокойнейшее восточное лицо буддийского божества. Я вижу его в первый раз в жизни, но первое, что он делает – обнимает меня. И мне не надо даже спрашивать, от Андрея ли он. Это понятно и без слов. От него пахнет каким-то родным мужским парфюмом, и я дрожу от распирающих меня эмоций. Делаю сверхусилия, чтобы не разрыдаться. Марк это чувствует, гладит меня по голове и шепчет: «Ш-ш-ш… Все будет хорошо, не волнуйся!» От него исходят уверенность и надежность, и мне становится легче…

– Ты говорила что-нибудь?

– Нет… Но я ничего не знаю, мне и нечего говорить! Я вообще не понимаю, что происходит!

– Подписывала что-нибудь?

– Нет. Мне пока не давали ничего подписывать.

– Очень хорошо. Значит, я вовремя.

– Меня ведь сейчас отпустят?

– Я сделаю все, что смогу, положись во всем на меня…

Марк вышел в коридор и вскоре вернулся в кабинет вместе с Ливановым и Верховцевым. Те выглядели не очень радостно, но держались учтиво. Марк сосредоточенно изучил кипу документов, которые уже были собраны в картонной папке с надписью «Дело». Затем допрос возобновился, и Ливанов был вынужден вписать в протокол то, что с такого-то времени «допрос продолжен в присутствии защитника Каверзина». А дальше Марк вписал в эту бумагу уже свои замечания: было видно, что он прекрасно владеет ситуацией и знает, что делать, что писать…

Вот так, с места в карьер, он стал моим защитником… А мне нужно было только смотреть на Марка и делать то, что он говорит. Потому что он знал этот «китайский язык», а я – нет. И потому что он был единственным человеком в этом помещении, которому я доверяла абсолютно. Ведь его прислал мой друг, которому я так же безоговорочно верила. Марк сказал: «Доверься мне и делай, как я скажу!» Я и доверилась…

И только теперь, спустя 15 часов после задержания, я услышала, что никакого убийства не было. Все те кровавые ужасные подробности, которыми оперативники давили на меня все это время, чем «прессовали», пытаясь «взять на испуг», – все это было выдумкой, бредом, как я с самого начала и подозревала…

Помню, был задан вопрос: «Признаете ли вы свою вину?» Признаю вину? В этом невероятном преступлении? Нет! Категорически нет!..

Ливанов дает нам бумаги на подпись, потом набирает номер на стационарном телефонном аппарате: «Веди Коробченко».

В кабинет заходит незнакомый молодой человек, улыбается, здоровается со всеми, а вслед за ним появляется… Виталик. Вернее, я не сразу узнаю Виталика в этом осунувшемся, смотрящем куда-то в пол хмуром мужчине. Хотя видела его лишь сколько-то часов назад, и он вроде бы был в этой же одежде. Именно после встречи с ним в «Атриуме» я и была арестована. И у меня вспыхивает какой-то проблеск понимания того, что сейчас происходит.

Улыбчивый парень представляется: «Защитник Лукашин, в пользу обвиняемого Коробченко». Он садится на единственный оставшийся свободным стул. Виталик остается стоять у двери.

Ливанов начинает заполнять протокол и спрашивает Виталика, «подтверждает ли он свои ранее данные показания о том, что Вебер является заказчиком убийства Фетюхова?»

Виталик не отрывает взгляда от пола:

– Да, подтверждаю…

У меня внутри все падает. Я ошеломленно смотрю на Виталика. Как он может такое говорить?! Виталик! Ну ладно, он не близкий друг, но очень хороший знакомый, с которым мы достаточно долго работали вместе. Потом частенько встречались, обсуждали совместные проекты, строили планы… И Виталик неизменно демонстрировал, как тепло и по-дружески ко мне относится… Я не могла поверить своим ушам. Этого просто не могло быть! Это нереально!

Но это происходило. И это было реально. Ливанов с удовлетворением записал сказанное Виталиком.

– Вебер, что вы можете сказать по поводу показаний Коробченко? Подтверждаете?

– Что? Конечно, нет! Это совершенная глупость!

В дело вступает Марк:

– Нет, не подтверждает.

Ливанов хмыкает, записывает слова Марка, затем дает всем участникам «очной ставки» расписаться, и Виталик с адвокатом уходят.

Ливанов,