Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хочешь шоколадного молока? – поддразниваю я его.
Он потирает крепкую грудь.
– Я в курсе, что молоко полезно для здоровья, но принеси мне пива.
Я закатываю глаза и из крытого бассейна направляюсь прямиком в дом. Тейтерс говорит, что помещение называется нататориум, но это просто модное слово для патио, огороженного раздвижными стеклянными дверями. И все равно здесь классно, потому что с открытыми дверями чувствуешь себя так, будто находишься на улице, а когда становится холодно, можно включить подогрев воды, закрыть двери и продолжать плавать.
Я захожу на кухню как раз в тот момент, когда Поузи закрывает холодильник. Пойман с поличным – во рту кусок болонской колбасы, а в каждой руке по банке пива.
Леви Поузи – главный задира нашей команды и настоящий зверь. Известен тем, что внешне похож на плюшевого мишку, а на льду ведет себя как сам дьявол, способный впечатать противника в борта, из-за чего бедняга будет чувствовать себя так, будто его сбил товарняк.
– Зачем ты ешь эту хрень? – спрашиваю я.
Вынув изо рта колбасу, он отвечает:
– Не исключено, что у меня проблема, но сомневаюсь, что мне требуется помощь в ее решении.
Поузи – раб болонской колбасы. Перед каждой игрой он съедает бутерброд с ней и горчицей. Я нахожу эту привычку омерзительной, меня тошнит при одной мысли о том, что он катается с такой тяжестью в животе.
– Ты взял одно пиво себе, а второе кому-то другому?
Он смотрит на банки, затем обратно на меня.
– Э-э-э, нет. Это все мне.
– Будь другом, принеси по банке Жеребцу и Тейтерсу. – Я прохожу мимо него и открываю холодильник. Все полки заставлены пивом, даже отсек с деликатесами, где Поузи хранит свою колбасу. Когда мы в коттедже, к нам всегда приезжает шеф-повар. Спокойный мужчина, который готовит для нас еду. И он должен заскочить сегодня, поэтому сейчас в холодильнике только пиво.
Очень много пива.
Его столько, что, приди кто-то посторонний, он мог бы решить, что у нас проблемы с алкоголем. Но мы выпиваем по банке за раз – своего рода способ снять напряжение после долгого сезона.
Именно так мы расслабляемся.
И пытаемся забыть.
Я беру банку для себя и закрываю дверь. Обвожу взглядом гостиную с открытой планировкой и спрашиваю:
– Где Холмс?
– Скорее всего, на балконе, именно там я видел его в последний раз, – отвечает Поузи.
– Он пил?
– Не-а, еще нет.
Я снова открываю холодильник, беру пиво для Холмса и отправляюсь наверх на балкон, потому что знаю наверняка – страдать приятнее в компании.
– Уверен, он хочет, чтобы его оставили в покое, – обращается ко мне Поузи.
– А когда бывало иначе?
Перепрыгивая через две ступеньки за раз, я поднимаюсь на второй этаж.
Все находящиеся в коттедже парни – холостяки, так что мы договорились приезжать сюда в межсезонье, пока остальные члены команды отдыхают со своими семьями и девушками. И нам отлично подходит такой вариант.
Особенно Холмсу, который чаще всего предпочитает проводить время наедине с собой.
Как и предположил Поузи, я нахожу друга на балконе. Он сидит в кресле-качалке, плечи опущены, взгляд устремлен на колени, а не на величественные горы перед ним.
Холси Холмс – лучший центровой[1] на льду, он настолько мастерски орудует клюшкой, что вы даже не поймете, что он пытался забить гол, пока не услышите сирену. Парень – рекордсмен по количеству голов и результативных передач. Он – то звено, которое на льду сплачивает команду, хотя за пределами площадки позволяет себе упиваться горем. Два года назад он потерял брата-близнеца Холдена в автомобильной катастрофе. Будучи одним из трех сыновей Холмсов, профессионально играющих в хоккей, Холси отдалился от семьи, забил на личную жизнь и сосредоточился лишь на хоккее. Он приезжает в Банф лишь потому, что мы его заставляем. А уезжая и возвращаясь к играм в межсезонье, мы все помогаем ему.
Отодвигаю дверь на балкон, но Холси даже не смотрит, кто пришел. Я протягиваю ему пиво, и он берет его.
– Не против, если я присоединюсь к тебе?
– Нет, – открывая свое пиво, отвечает он.
– Не могу сидеть там, когда они делают вид, будто мы не угробили шанс на выход в плей-офф. – Когда Холмс ничего не отвечает, я продолжаю: – Прошла неделя, а я все еще вспоминаю тот последний гол, снова и снова прокручиваю этот момент в голове.
– Ты оцепенел, – поднося пиво к губам, выдает он.
– Что?
– Я видел, как все произошло. Как только Фредерик занес ногу для маневра, ты напрягся всем телом и застыл.
– Я не…
– Ты продолжаешь бояться, – не глядя на меня, произносит Холмс. – Ты – вратарь, а значит, должен оставаться бесстрашным. Во время игры твое тело – часть команды, оно действует так, как нужно команде. А ты ведешь себя так, будто можешь управлять им как хочешь, и потому пропустил эту шайбу. – Я молчу, и он продолжает: – Докажи, что я ошибаюсь.
Самое хреновое, что я не могу.
Один долбаный удар. Один бросок, и я… отключился.
Как вратаря, меня не должно беспокоить подобное. Но когда я понял, что есть определенные проблемы, дело приняло иной оборот.
Я подношу банку к губам и отвечаю:
– Не могу.
И я не вру – это невозможно.
Он прав.
Если подумать, я действительно замер.
В тот самый момент, когда увидел, как Фредерик ставит ногу и поднимает клюшку, по моей шее поползли мурашки, как бывает всякий раз, когда я жду броска. Но тогда я действовал недостаточно быстро. В тот момент я позволил страху поглотить меня.
Внезапно вдалеке в горах раздается раскат грома. Облака летят с бешеной скоростью, недавно голубое небо быстро меняет цвет, становясь серым.
Надвигается буря.
И речь не только о погоде.
Потому что внутри меня тоже назревает ураган.
– Вряд ли сегодня стоит ждать Стефана. – Поузи сидит за барной стойкой на кухне, в руке очередной кусок болонской колбасы.
– А как иначе, – заглядывая в холодильник, отвечает Хорнсби. – Из еды у нас только печенье и сырные крекеры.
– Не забудь про мою колбасу, – вставляет Поузи. – Могу сделать сэндвичи на всех.
– Никому не нужна твоя чертова колбаса, – говорю я, и урчание в моем желудке звучит
