– Ах да, я же не сказал тебе! Он умер на Ямайке.

– Где?!

– А что ты удивляешься? С Израилем у нас хорошие связи, там русский язык, считай, почти государственный. Рано или поздно мы добились бы выдачи, и Денис Исаакович это прекрасно понимал. Поэтому и убрался подобру-поздорову и из Израиля тоже, как раз незадолго перед своей кончиной.

– Надо же, как интересно!

– Интересно, Лева, еще как интересно. И не тебе одному. Признаюсь по секрету, расследованием этого дела уже «наверху» заинтересовались, так что не подведи. Слишком уж широко развернулся наш Денис Исаакович во времена своего почти бесконтрольного владычества. Много на нем счетов неоплаченных осталось. И наша с тобой задача помочь возместить этот ущерб.

– Значит, похоронен он на Ямайке?

– По-видимому, да. В Россию прах точно не приво-зили.

– Но и убедиться в том, что этот прах точно на Ямайке, как я понимаю, тоже сложновато?

– Отчего же? Если хочешь возложить букет гвоздик, можешь взять недельку за свой счет. Я отпущу. Только сначала с делом этим разберись. А уж экзотическое курорты – это тебе на сладкое будет.

Выйдя из кабинета начальника, Гуров отправился в архив.

Личного касательства к разбирательствам по делу Заберовского он не имел, но, поскольку это действительно была довольно известная личность, многое о нем слышал.

Просматривая материалы, Лев находил подробные описания эпизодов нарушения законности, которые раньше были известны ему только как неясные слухи. Незаконная приватизация крупных госпредприятий, несколько громких «заказов», близость к властным структурам – все это давало представление о том, насколько широк был в свое время масштаб деятельности опального бизнесмена. Даже по самым приблизительным подсчетам, имущество его исчислялось семизначными суммами в европейской валюте, и представить, что подобные капиталы вот так просто были отданы никому не известному инвалиду, воображение отказывалось.

«Чугуев был недееспособен, значит – опекуны, – размышлял Гуров, перелистывая страницы в очередной папке. – В таких случаях именно они реально распоряжаются деньгами. Узнать, кто они и откуда взялись, – вот первая ниточка. Так или иначе, напрямую или через посредников, опекуны должны были быть связаны с самим Заберовским, и вполне вероятно, что они могут дать какую-то интересную информацию, позволяющую определить, откуда здесь «растут ноги». Второе направление – сам безвременно почивший инвалид. Кто он такой, есть ли у него родственники, кроме спившейся матери, имеет ли он какое-то, хотя бы отдаленное, отношение к Заберовскому или просто «взят с улицы» для каких-то неизвестных пока целей, – вот основные вопросы. Если удастся получить на них ответы, можно будет сформулировать какие-то начальные версии и от этого «плясать» дальше».

Кроме материалов, касающихся расследования совершенных преступлений, в деле имелись также документы, свидетельствующие о попытках взыскать ущербы, нанесенные государству, с нового наследника. Но полковник находил в них только вопросы, остающиеся без ответа, – с одной стороны, и ничего не значащие формальные отписки – с другой. Из этих отписок явствовало, что от имени опекунов по доверенности действовал некий юрисконсульт, и Лев не поленился записать его данные и адрес офиса.

Координаты самих опекунов, адрес приюта и прочая официальная информация о лицах, фигурировавших в этом деле, тоже были представлены достаточно подробно. Переписав в свой блокнот адреса и телефоны всех, кто мог иметь касательство к богатствам Заберовского после его смерти, Гуров покинул архив, собираясь незамедлительно использовать все имеющиеся у него на данный момент сведения.

«Начнем, пожалуй, с приюта, – решил он, садясь за руль. – Думаю, руководство этого заведения как нейтральная сторона не проявит особой склонности к сокрытию информации. Хотя, если скончаться Чугуеву действительно помогли, – как знать. Может быть, на поверку окажется, что тут-то и зарыта собака.

Приют для умственно отсталых, в котором до недавнего времени обретался Сергей Чугуев, находился в одном из районов, ранее относившихся к столичным окраинам. По-видимому, благодаря этому обстоятельству большую часть прилежащей территории занимали зеленые насаждения, и сейчас старое здание, стоявшее в густых кущах разросшихся деревьев, не только не пугало своим обшарпанным видом, но даже приобретало некоторый налет романтичности.

Впрочем, на фасаде были заметны некие попытки провести косметический ремонт. Участки с отколовшейся штукатуркой были замазаны свежим цементом, угловая, полностью отремонтированная часть здания сияла девственной белизной недавно нанесенной краски.

– Здравствуйте, – вежливо обратился Лев к охраннику, дежурившему у входа. – Я – полковник Гуров, провожу проверку по факту смерти одного из ваших пациентов. Могу я поговорить с заведующим?

Некоторое время бдительный страж молчал, внимательно изучая предъявленное ему удостоверение. Убедившись, что фотография и оригинал полностью идентичны, он важно проговорил:

– Сейчас узнаю.

Набрав на допотопном стационарном телефонном аппарате какой-то номер внутренней линии, охранник проговорил в трубку:

– Георгий Леонидович, тут к вам из полиции пришли. А? Нет. Говорят, проверка. А? Нет. Вроде по факту смерти какого-то пациента. А? Хорошо, пропускаю. Проходите, – повернулся он к Гурову и нажал какую-то потайную кнопку, чтобы разблокировать «вертушку». – Второй этаж, направо.

Поблагодарив «важного» сотрудника, полковник проследовал по указанному маршруту и вскоре оказался перед дверью с надписью: «Приемная».

Войдя, он уже собрался повторить все то, что говорил охраннику, молоденькой секретарше, сидевшей за столом в «предбаннике», но тут открылась обитая кожей дверь кабинета, и перед ним собственной персоной предстал заведующий приютом. Это был высокий полный мужчина с крупными чертами лица и беспокойными, бегающими глазами.

– Здравствуйте! – радостно произнес он, как будто всю свою предыдущую жизнь только и ждал этого визита. – Вы, наверное, по поводу Сережи? Какой переполох с этой смертью! Не поверите, с момента его кончины у нас и тем других для разговора нет. Как же – миллиардер! Сразу возникают подозрения, вопросы. Но уверяю вас, все произошло совершенно естественно. Никаких отравлений и удушений. Мы чисты и перед законом, и перед совестью. Впрочем, вам как представителю органов дознания, конечно же, недостаточно одних слов. Вам необходимы доказательства. С этим тоже не должно возникнуть проблем. Тело Сережи находится в морге, и в ближайшее время его не планируется ни хоронить, ни кремировать, я специально дал указание. Да что же мы стоим тут, в дверях, – как бы опомнившись, проговорил заведующий. – Пожалуйста, проходите. В кабинете мы сможем спокойно поговорить, и я отвечу на все интересующие вас вопросы.

Утрированная и несколько неестественная доброжелательность и общая нервозность, с которой приветствовал его руководитель этого учреждения, показались полковнику весьма подозрительными. «Либо действительно что-то нечисто со смертью этого Чугуева, либо за уважаемым Георгием Леонидовичем числятся какие-то другие «грешки», которые ему очень не хочется афишировать, – подумал Гуров. – Беззащитные и бесправные подопечные, с одной стороны, и государственное финансирование, с другой, – благодатная почва для злоупотреблений».