— Ну барабулька.

— Странно, что ты сказал именно это слово. Ну ладно. Смотри! Вот я говорю нормальным голосом. Например… Вот, например… Ладно, пусть будет барабулька. А теперь на вдохе.

Хотя я не собирался показывать интерес, а все же посмотрел, даже икать перестал.

Алина вдохнула и тут же закашлялась, будто поперхнувшись. Я уже хотел мстительно со всей дури шлепнуть ее по спине, но тут она выпрямилась и взглянула на меня.

Лицо сестры вдруг приняло какой-то странный, хитровато-недобрый вид. Даже губы будто утончились, и на лицо легла тень, хотя освещение в комнате оставалось таким же, как раньше.

Вот как она так умеет противно делать? Тренировалась, что ли, перед зеркалом?

Не своим, тоненьким голоском она просвистела:

— Барабулька. Вона как я умею говорить. Йой, ёшки-ёш- ки-ёшки-йой! А вот, а вот, а вот. А ты не могешь. Тпру-у, пру-у. Бз-з-з! Бз-з-з! Дурачина! Дурачина! Теперь я здеся буду жить.

У меня неприятно засосало под ложечкой. Так иногда бывает, когда понимаешь: сейчас тебе сделают пакость. Вызовут к доске отвечать тему, в которой плаваешь как топор. Или незнакомые пацаны прикопаются. Или не туда нажал на всплывающем окне, и у тебя на глазах начинается удаление сделанной за несколько месяцев работы.

— Пожалуйста, не надо так. Ты так правда на одержимую похожа. — И добавил после паузы, чтобы она поняла, что не шучу: — Даже страшновато.

Сестра продолжала улыбаться тонкими губами и ехидно смотреть на меня:

— Уйду, когда захочу. Никогда! — И она гаденько рассмеялась на вдохе. — Сам позвал, вот и пришла. А сидела, долго сидела, сидела. Два года напрасно ждала-сидела, пересидела. Еще четыре досидела. Дождалася! Позвал!

— Ничего я не звал, прекрати!

Я поискал глазами, чем бы в нее запульнуть, схватил подушку и уже примерился, когда сестра быстро, как какая-нибудь ящерица, показала мне язык (на мгновение даже привиделось, что он раздвоенный), крутанулась на кресле и замерла.

Все еще сжимая подушку в руке, я осторожно встал и тихонько подкрался к Алине.

Но устраивать подушечный бой что-то совершенно расхотелось. Алина сидела, уставившись в одну точку, с бледным, каким-то заострившимся лицом, а по ее лбу скатывались капельки пота.

Меня зовут Егор. Старшая сестра Алина. Родители. А, и волнистый попугайчик Иннокентий, то есть просто Кешка.

Отец выбил нам трехкомнатную квартиру, правда, в старом фонде и на первом этаже. Одна комната — родительская, вторая — Алинина. А я обитал в проходной гостиной, где родители заставляли делать нас уроки и играть на компьютерах и планшетах, чтобы мы точно были на глазах и от учебы не отлынивали. Так что, считай, мы постоянно тусовались здесь. Даже сестра до сих пор послушно приходит с планшетом в гостиную, хотя вот-вот школу окончит.

Раньше с нами еще бабушка жила, мамина мама. Испытание для нервов, как говорил отец. Впрочем, с его вахтовым методом работы особых конфликтов не было.

Бабушки не стало четыре года назад.

В общем, ничего особенного. Семья как семья, каких миллион. Мы — ничем не выдающиеся. Особенно я. Но, как говорится, что есть, то есть.

С обычными людьми редко происходит что-то необычное. Можно просчитать все риски, все события на двадцать лет вперед и не ошибиться. Я вот даже не понимаю, зачем некоторые к гадалкам ходят, когда и так ясно, что дальше будет.

Мама говорит, что на самом деле это настоящее счастье, когда никаких неожиданностей нет, когда все как у всех. И выделяться не надо, только хуже станет.

Сама она настолько спихнула на отца принятие всех важных решений, что он перестал прислушиваться к ее мнению по всем вопросам вообще. Отец предпочитает все планировать сам, особо никого из нас не спрашивая. Но если что, говорит, рассчитывает на меня. Когда я был мелкий, мне это очень льстило, и Алинка надо мной издевательски смеялась по этому поводу. Сейчас же все это немного напрягает — и отцовские надежды, и насмешки сестры.

Со старшей сестрой отношения как у всех. Чаще всего она реально бесит, вечно гадко подкалывает и в лучшем случае не обращает внимания. Но я помню, как мы с ней дружили еще несколько лет назад, и по делу она всегда поддержит и поможет. Отец многое ей прощает и ничего особо не требует, в отличие от матери.

По ее мнению, Алина обязана хорошо окончить школу, потом — институт, а потом удачно выйти замуж. Если удачно выйдет замуж сразу после школы, то еще лучше. Правда, ни о чем, кроме учебы и помощи матери по дому, она думать сейчас не должна. И еще маме очень важно мнение гипотетических соседей. Если я что-нибудь вытворю, то это нормально. А вот если сестра — это позор на всю семью.

Я даже как-то пообещал Алине взять на себя ее проступок, если что. Такой у меня был приступ великодушия, который сестра сначала высмеяла, а потом спохватилась и поблагодарила.

Впрочем, Алина никогда не упускала случая смыться из дома на очередную тусовку, а мама на удивление всегда покрывала ее, так что поздние возвращения всегда были скрыты от отца. И как-то это прекрасно уживалось у мамы с требованиями соблюдения приличий. Будто бы соседи не видели, как Алина кралась домой, припозднившись с вечеринки, и скреблась в окно кухни, чтобы мать открыла входную дверь и не пришлось пользоваться звонком.

Мы с Алиной всегда над этими мамиными двойными стандартами посмеивались, но строго между собой.

Короче, ничего особенного, все как у всех. Или почти как у всех.

Пока я не сказал про барабульку. Блин, да я даже не пробовал ее никогда, эту рыбу! Да я вообще только потом в поисковик забил и нашел, что барабулька — это рыба!

Я вообще много размышлял на эту тему. Когда заснуть не можешь и почему-то тревожно на душе, хотя вроде бы все нормально и ничего не предвещало, то особенно хорошо думается всякая мура, так что действительно полночи лежишь и пялишься в потолок, и думаешь, и думаешь. И прокручиваешь бесконечно одно и то же… А если есть хоть малейший повод, то вообще.

А повод у меня не малейший.

Что было бы, если бы я не повелся тогда? Не сказал ничего, просто, как обычно, фыркнул бы презрительно и отвернулся — случилось бы или нет?

Теперь уже не проверишь. Не узнаешь, ты виноват или нет. Виноват или не виноват совсем… Бабушка говорила: «Если бы да кабы, да во рту росли грибы!» Но знаете что? Я больше просто так никакие присказки не повторяю. Ну на фиг!

Но это теперь.

Поначалу это даже забавляло. Выглядело как игра, дурачество. Затянувшееся, правда, но можно было списать на вредный Алинин характер. Мама, разумеется, все объясняет подростковым возрастом, но вот я тоже подросток и точно могу сказать: у моей сестры всегда был характер не для слабонервных младших братьев. Хорошо еще, что в семье нас только двое.