— Что ж, всё понятно, — уронил он по-прежнему холодно и тяжело. — Я благодарен её величеству за любезность, но свои дела предпочитаю улаживать сам. И о своей безопасности беспокоиться — тоже. Можете ей так и передать, когда вернётесь в Дорвенну. Я смотрю, лихорадка у вас уже прошла?

Серый, как холщовое полотно, итлиец плотно сжал губы, но не возразил. Аластор на миг почувствовал укол совести, но тут же велел себе прекратить эти глупости. В тёплом доме с запасом дров и еды Фарелли будет куда легче поправиться, чем в дороге. А им пора ехать! И так задержались… И он продолжил, всё равно почему-то чувствуя себя мерзавцем:

— На всякий случай, лекарства ещё остались, припасами тоже поделимся, лошади ваши в полном порядке. Советую отлежаться пару-тройку дней перед дорогой. Можете заехать в Шермез, если желаете, но город удивительно пакостный, а для одинокого путника даже опасный. Впрочем, вам бояться нечего. В крайнем случае предъя́вите подорожную, — не удержался, чтобы не съязвить, Аластор.

С каждым его словом итлиец всё шире открывал глаза, а его лицо стало вдруг таким беззащитным и обречённым, что Аластору показалось — того и гляди Фарелли забьётся в дальний угол сторожки, прижмёт уши, зажмурится, в общем, проделает всё, что делал обычно Паскуда в ожидании справедливого возмездия за очередную кражу. Но если на кухарку эти несчастные глаза действовали просто магически, то Аластор обман спускать не собирался! И нечего думать, что он бросает беспомощного человека!

Память услужливо, но очень не вовремя подсунула мысль, что придётся оставить итлийцу палатку, а без неё им с Айлин придётся туго. Ну да, и без шамьета, без грибного супа с шалфеем, без тёплой воды для умывания… Ничего, как-нибудь обойдутся! Купят всё необходимое в следующем городе! Память предательски и с явным злорадством напомнила, что почти все деньги ушли в Шермезе, а закладывать больше нечего. Что ж, Аластор что-нибудь придумает! Но ехать с наёмником королевы, мало ли чем он поклялся в чистоте своих намерений — это подвергать Айлин неоправданному риску! Если на самом деле у Фарелли приказ избавиться от королевского бастарда, когда дело будет сделано, он и свидетельницу не пощадит!

И тут к его невероятному изумлению Айлин шагнула вперёд.

— Ал, перестань, — проговорила она тихо, но твёрдо. — Синьор Фарелли не обязан был говорить нам о… своём поручении. Каждый имеет право на тайны.

Аластор замер, подавившись следующей фразой и напрочь забыв, что хотел сказать. Айлин заступается за этого… этого… лжеца? Недостойная лорда обида стала ещё горше, в грудь как будто сунули горящий уголь!

Он сглотнул ставшую вдруг вязкой слюну, мысленно посчитал до десяти — не хватало ещё сказать Айлин что-нибудь, предназначенное прохвосту Фарелли! — и рявкнул:

— На тайны — имеет! Но синьор Фарелли солгал, а я не готов путешествовать с тем, кому не могу доверять. Это же… это хуже, чем путешествовать с врагом! От врага хотя бы не ждёшь ничего, кроме пакостей, а лжец… лжец даже доброй памяти не стоит, и не важно, почему он лгал! — выкрикнул Аластор и осёкся, увидев, как смертельно побледнела Айлин и покачнулась, словно он её ударил!

Но почему? Уж она-то — сама искренность! Разве что… Разве что она вспомнила, как когда-то сказала ему, что она не леди? И никогда не называла имени рода? Но ведь это же совсем другое дело! Да чтоб ему, этому Фарелли, всё из-за него! Нужно извиниться как можно скорее!

— Айлин, — пробормотал Аластор. — Я…

— Хватит, Ал, — бесконечно устало откликнулась подруга. — На кого бы ни работал этот человек, нам он действительно помог. Мы оба обязаны ему жизнью — помнишь тот грибной супчик! Если бы синьор Фарелли хотел причинить нам вред, ему достаточно было промолчать и не есть вместе с нами. А ещё он поклялся Благими и Странником. Ты думаешь, наёмник, чья жизнь зависит от удачи, оскорбит Странника ложной клятвой? Если даже у её величества и есть какие-то… планы на тебя, она ими займётся после твоего… нашего возвращения в Дорвенну. А лично я так далеко даже не заглядываю! И если уж на то пошло, мы тоже лгали, помнишь? В Мервиле!

«Но это совсем другое! — беспомощно подумал Аластор. — Мне бы и в голову не пришло называться чужим именем, если бы канцлер и Бастельеро не пытались нам помешать! Да я и не назывался, просто молчал. Правда, Айлин пришлось врать за нас обоих. Но ведь ради благого дела, не для выгоды! А Фарелли… Впрочем, если бы я узнал, что он — человек королевы, позволил бы ему ехать с нами? Разумеется, нет! И палатка бы не помогла…»

И всё же эти в высшей степени благоразумные рассуждения никак не могли заглушить обиду! На Фарелли, с такой лёгкостью его обманувшего, на Айлин, которая защищает этого прохвоста, а больше всего — на себя самого!

— Я не стою вашей доброты, прекрасная синьорина, — прозвучал из-за спины Айлин тихий голос итлийца, звучащий почему-то с такой искренней тоской, что у Аластора пробежали по спине ледяные мурашки. — Как и вашей снисходительности, грандсиньор, — перевёл он взгляд на Аластора. — Вы… разумеется, вы вправе не верить мне. Но я прошу… я молю вас, позвольте мне выполнить задание! Просто служить вам, как и раньше, охранять вас и вашу спутницу — большего я не прошу. Ну чем ещё мне поклясться, что я не желаю вам зла, грандсиньор? Разве что Барготом осталось!

Аластор невольно фыркнул — и вдруг поверил. Да, возможно, это было глупостью, о которой он ещё пожалеет! Но итлиец им в дороге очень пригодится, от этого никуда не денешься. И если Айлин ему доверяет… Да что там, даже Пушок позволяет этому пройдохе себя гладить! Может, Фарелли не так уж плох?

Выдержав несколько мгновений, он мрачно сообщил, скрестив на груди руки и словно отсекая от себя всё, что было раньше:

— Учтите, Фарелли, я вам всё равно не доверяю.

— Понимаю, грандсиньор, — поспешно склонил голову итлиец с полным смирением. — То есть, простите, ваше высочество.

— Нет уж! — яростно выдохнул Аластор, наконец дав выход накопившемуся раздражению. — Можете ехать с нами, но не смейте звать меня высочеством! Я не принц! И не желаю слышать напоминания о том, что я бастард! Лорд Вальдерон или синьор Вальдерон — как вам угодно. Но никаких чужих титулов! Это даже не самозванство, а хуже!

Он замолчал, и в сторожке словно сгустилась тишина. Айлин молча смотрела на него, и Аластор возненавидел бы себя, окажись в её взгляде хотя бы тень жалости. Но там было лишь… одобрение. «Она отказалась от рода в двенадцать лет, — вспомнил он. — Её отец погиб, и Айлин нашла в себе силы отказаться от тех, кого считала чужими людьми. Она точно поймёт меня и не осудит».

— Пойду займусь лошадьми, — буркнул он, всё-таки стыдясь этой вспышки. — Их почистить надо, накормить!

И выскочил во двор, чувствуя себя невозможным глупцом и одновременно понимая, что с души только что свалился огромный камень. Как же сложно бывает с людьми, даже самыми близкими, не говоря уже о незнакомцах. Он едва не обиделся на Айлин, подумать только! И как знать, не обидел ли её чем-то сам? И из-за кого? Из-за шпиона королевы, который втёрся к ним обманом! Но… он ведь и правда уже успел однажды спасти их с Айлин от глупой, отвратительной смерти. Можно ли довериться наёмнику, который поклялся Благими и Странником? Разве не может человек подобного ремесла оказаться клятвопреступником? Запросто!