Разумеется, Амфорной Кошки давно след простыл, и только легкий кофейный запах напоминает о ее недавнем присутствии.

Вещей у меня нет, а потому, глубоко вдохнув, я выхожу за дверь и спускаюсь на платформу. Не проходит и минуты, как мой поезд, окутав себя облаком пара, исчезает с глаз. Не считая парового локомотива, всего три старомодных блестящих на солнце вагона, выкрашенных в небесно-лазурный цвет. «Голубая стрела», – читаю я надпись на боку последнего, стремительно ускользающего вагона… Вот ты какой, железный дракон, летающий в страну грез…

***

Кейптаун встретил меня приветливыми деревянными домами в один этаж. И каждый из них был выкрашен в невероятный неповторяющийся цвет. Фисташковый, лиловый, канареечный, – я как будто попала в страну грез. За сладкими на вид малиновыми стенами следовали травянисто-зеленые, оранжевые двери сменялись створками цвета фуксии, а я все не могла привыкнуть. Хорошо еще, что краска давно выгорела на здешнем солнце и стала пастельной, иначе я упала бы в обморок от переизбытка цветов.

Почти везде на маленьких тенистых верандах стояли плетеные диваны и кресла, а над ними, у самого входа в дом, легонько позвякивали бамбуковые и хрустальные колокольчики. Мой сон начинал сбываться… Завороженная, я брела по тихим жарким улочкам. Кое-где с лестничных перил свисали пестрые покрывала и самотканые ковры, оставленные, должно быть, проветриваться. Но за все время пути я не почувствовала ни малейшего дуновения, так что ткани, как и я, медленно жарились на солнцепеке.

Дороги по большей часто были грунтовые, мне нравилось шагать по ним – нога по щиколотку утопала в пыли, зато ступала мягко и свободно. А если вдруг встречались булыжные мостовые, значит, впереди центральные улицы.

Погуляв около часа по полуденному зною, я порядком устала. Очень скоро от разноцветной череды аккуратных домиков заболели глаза, вокруг не было ни души. А улица тем временем расшаталась и, вихляя, понеслась с горы. В горле саднило от пыли, хотелось пить, и как только вдали показался навес уличного кафе, я рванулась к нему.

Язык не поворачивался назвать это место каким бы то ни было заведением – просто вбитые в землю деревянные сваи, на которые натянут кусок плотной ткани. Но внутри стоял уютный полумрак, в воздухе клубились ароматы кофейных напитков и мяса с пряностями. Посетителей набралось немного, а те, что пришли, сидели прямо на земле, вместо стульев используя жесткие соломенные циновки.

В самом темном дальнем углу курили трубки двое полуголых рыбаков. Лишь только взглянув на их простые обветренные лица, я поняла – именно так они зарабатывают на жизнь: каждое утро скользят по океану в тонкой плоскодонной лодчонке, и ни глубина, ни прожорливые челюсти хищных рыб не способны их напугать. Время от времени рыбаки лениво бросали на стол деревянные кости, сопровождая каждое движение странными свистящими звуками.

У самого входа уселись по-турецки три молодых женщины. Все в длинных, чудесно расшитых одеяниях, похожих на причудливо перевязанные римские хитоны. Их волосы уложены в сложные прически, а глаза, и без того карие, подведены каштановой хной.

«Та, что сидит посередине, наверняка, принцесса, – задумалась я. – Наряд у нее самый яркий и богатый, в браслетах на руках полно самоцветных камней. Может быть, она – дочь купца, и ее давно обещали в жены богатому заморскому торговцу?»

Словно услышав мои мысли, темноволосая красавица посмотрела на меня долгим печальным взглядом и грустно вздохнула.

– Что вам подать? – полнотелая хозяйка кафе неслышно присела рядом. Столько грации было в ее плавных движениях!

– А что у вас самое вкусное? – в замешательстве спросила я.

Женщина добродушно рассмеялась и поправила сползающий с головы платок, повязанный на манер тюрбана:

– Обычно пьют не то, что вкусно…

– Нет-нет, – я поспешила возразить. – Не хочу алкоголя. Только поесть и утолить жажду.

– Принесу тебе кокосового молока и рыбы с овощами, – сама себе кивнула хозяйка и уже собиралась уходить, но я удержала ее, ухватив за длинную красную юбку.

– У меня нет с собой денег. Понимаете, я недавно сошла с «Голубой стрелы»… Даже не знаю, чем заплатить вам.

Женщина снова уселась и внимательно посмотрела на меня, поджав пухлые губы. Каждый раз, когда она качала головой, тяжелые золотые серьги в ее ушах приятно позвякивали.

– Зачем ты приехала в Кейптаун, девочка? – напрямую спросила она.

– Искать ответы на важные вопросы.

Моя собеседница закивала:

– А где ты собираешься спать?

– Эту задачу мне также предстоит решить.

– Ясно. Я накормлю тебя бесплатно, но если хочешь есть здесь постоянно, придется работать. Меня зовут Халия. Я – хозяйка этого каф-о-кана, и так уж вышло, что мне не помешает помощница.

– А что нужно делать? – спросила я с надеждой в голосе.

– Чистить овощи, резать фрукты, топить шоколад, колоть лед… – увидев сомнение на моем лице, Халия добродушно улыбнулась. – Работы много только на первый взгляд. Обслуживать гостей мне помогает дочь, больше всего их с полудня до пяти вечера. В это время все равно никуда не пойти – тут же сгоришь на солнце.

И она ткнула пальцем в сторону неба.

– Если станешь помогать, получишь постель и кров, будешь сыта. А если станешь помогать прилежно, дам немного денег.

«Вот и первые чудеса, – подумалось мне. – Ничего не происходит в Кейптауне случайно. Я приехала сюда без гроша в кармане, не зная даже, куда идти и что есть, а сейчас у меня появился дом и человек, способный обо мне позаботиться».

– Считайте меня своей помощницей, Халия.

– Вот и славно, – уже отряхивала юбки моя добродетельница. – Поешь и приступай к работе. Нужно наколоть орехов для медовых сладостей…

***

Каф-о-кан – самое подходящее слово, чтобы описать кейптаунскую кофейню. В ней всегда можно вкусно поесть, но приходят сюда за напитками. Чай, травяные настойки, горячий шоколад, вытяжки из листьев ройбуша и, конечно, кофе. Его в каф-о-кане варят всеми возможными способами: на песке, огне, водяной бане, добавляя перец и специи, соль, замороженный сок и взбитые сливки, тертые орехи… У Халии я впервые попробовала столько сортов этого напитка, что до сих пор не могу вспомнить всех вкусов.

Заведение досталось ей от отца, а тому, в свою очередь, от ее деда. Наверное, больше ста лет сухие деревянные сваи простояли на этом самом месте, а парусиновая крыша только на памяти Халии перетягивалась свыше дюжины раз.

Она любила свою маленькую лавочку – клочок растрескавшейся земли, щедро присыпанной песком, с пестрыми вылинявшими коврами вместо стен, колючими циновками и старыми, но опрятными подушками.

Каждое утро Халия просыпалась с прибрежным ветром и раздувала огонь в жаровне. И хотя та стояла на улице под открытым небом, в мгновение ока вокруг становилось настолько жарко, что страшно было подойти.