В какой-то момент он уже даже решил, что звук этот у него в голове. Опухоль давит на нерв. Короткое замыкание синапса. Может, там что-то постоянно каталось, как маленькие шарики в детских игрушках. Сгущение. Нарушенный поток. Затвердевание чего-то, что не должно быть таким.

Но сейчас, за сотней футов на лесистой горе, рокот исчез. Здесь порхали птицы, а некоторые из них чирикали. Здесь белки прыгали с ветки на ветку. Жужжали насекомые, щекотали его кожу, пили его пот. Но никакого рокота. Слава богу, этот рокот закончился.

Вот уже больше пяти часов он тащился вверх по склону через этот полумрак, тишину и сырость, через утомительную летнюю жару леса. Вот уже пять часов ветви и лианы хлестали и резали его, словно мученика, пока он спотыкался о корни и валуны, падая на колени в спрятавшийся за листьями перегной, пока на каждом шагу его поджидали рычание, кваканье, валуны и камни, пока его беспрерывно кусали и жалили И вот теперь день и ночь уже начали сливаться в одно бесконечное испытание.

Все изменилось на следующее утро – последнее утро подъема в гору, по его подсчетам. Общая высота составляла всего лишь 3100 футов, поэтому Демарко думал, что поиски не займут и половины того времени. Однако он не ожидал, что лес окажется настолько темным и сбивающим с толку, что легко можно будет больше часа идти на восток и считать, что идешь на север. Не думал, сколько времени займет обходить все валуны и скользкие овраги, сколько раз ему придется устраивать привалы и насколько медленно он на самом деле двигается.

В то первое утро в лесу Демарко вылез из спального мешка, свернул и упаковал мешок и брезент, а затем встал у стройного дуба, чтобы помочиться, перед тем как взвалить на плечи рюкзак и пойти дальше. В дороге он хотел пожевать парочку кофейных зерен. На завтрак у него остались последние четыре кусочка вяленой говядины. Он надеялся, что к полудню найдет какие-нибудь признаки того, что здесь побывал человек, – мусор, едва заметный след, разделанная туша животного, запах костра.

Помочившись у дерева, мужчина застегнул ширинку и подумывал достать кофейные зерна и положить их в карман, когда в ствол дерева выстрелили из ружья и на него посыпались обломки коры. Демарко сразу же вытащил «Глок» из кобуры и почувствовал, как его лицо защипало, а глаза заслезились от коры. Затем он нырнул в укрытие за раздвоенный ствол широкого дуба в шести футах справа.

Из-за скользких листьев мужчина оказался на несколько футов дальше, и вот он уже кувыркался, скатывался, отскакивал и скользил вниз по крутому оврагу. По пути вниз он ударился затылком об острый край утеса, спрятанный за листьями, и из-за этого потерял и оружие, и сознание.

Через какой-то неопределенный промежуток времени он все лежал, еще не до конца придя в сознание, и воспринимал только плывущую высоко над головой мозаику листьев вместе с дрожащим светом, жгучую пульсирующую боль, простреливающую от лодыжки до колена в такт бешеному пульсу, и ощущение, что за ним наблюдают.

Секунды текли, и Райан вспоминал все больше. Выстрел из ружья. Его прыжок. Долгое и беспомощное падение на дно оврага. Сейчас он лежал среди влажных листьев и чувствовал, как под ними течет медленный, но прохладный ручеек. Вскоре он вспомнил о своем оружии, согнул пустую руку и дотянулся до кожаной кобуры, которая теперь была набита листьями.

Мужчина лежал там как будто голый. Охотничий нож с лезвием в десять дюймов остался в рюкзаке у дерева. Бежать не было смысла – Демарко сомневался, что вообще сможет встать. Он пока что не хотел даже смотреть на свою ногу, боясь того, что может там увидеть. Поэтому он остался лежать неподвижно, слушая и выжидая. С дерева упал желудь. Что-то крохотное зашуршало под листом. Весь лес щелкал, скрипел и трепетал. Он потерял все в мгновение ока.

Он подумал: «Если в лесу будет умирать человек, кто-нибудь услышит?»

Эта мысль вызвала у него улыбку, но отнюдь не веселую. «Ты в дерьме», – сказал он себе.

Юго-запад Кентукки, двумя днями ранее

– Их обнаружили в 2014 году, – сказал мужчина Демарко. – От семи девушек остались лишь кости.

– Меня зовут Хойл, – сказал он, но руки не протянул. В его хрипловатом голосе слышались южные нотки, артикуляция была точной и заученной, а чуть прерывистая речь наводила на мысль об остром уме, за которым не поспевали слова.

Он был на полфута ниже Демарко, но вдвое шире. Полный, медленно говорящий мужчина лет семидесяти или старше, с лысиной и покрытым потом лицом. Он тяжело дышал, несмотря на то что с момента встречи с Демарко не сдвинулся ни на шаг. На нем был черный поношенный двубортный костюм, белая рубашка с потным воротником и темно-синий галстук. На ногах простые черные туфли блестели от утренней росы. Манжеты его потрепанных брюк тоже были мокры, как и кроссовки Демарко – трава на неухоженной стоянке доходила им до колен.

– В середине июля, – продолжил Хойл, – совсем как сейчас. Жара просто адская. Если бы не термиты, то бедняжек могли вообще не найти.

Мужчина не отрывал своего взора от Демарко, моргал он медленно и нечасто, что добавляло странности этому утру – вместе с внешностью Хойла и некой торжественностью его речи. Даже жужжание насекомых и щебет птиц теперь казались неуместными, мир словно чуть перекосился.

– Семь скелетов в коробке четыре на четырнадцать на десять футов, – сказал Хойл. – Каждый из них в коконе прозрачной пластиковой пленки. Такими закрывают пол, когда красят стены. Каждый такой кокон запечатан серебряной клейкой лентой. Каждый скелет тщательно очищен, вероятно, путем вымачивания в холодной воде.

– Так можно избавиться от всего? – спросил Демарко. – Полностью отделить кости?

– Девяносто восемь процентов. Остальное можно с легкостью убрать руками. Замачивание в отбеливателе будет столь же эффективно.

Демарко вздрогнул.

– Все одного возраста?

– От пятнадцати до девятнадцати.

Демарко задумался. Слишком мало деталей. Как же их связать?

А затем ярко-желтое пятно скользнуло между мужчинами, прямо в дюйме от носа Демарко. Он резко отпрянул назад, но в следующую секунду узнал, что же теперь порхает мимо широкой груди Хойла. Бабочка.

Хойл не дрогнул и не отвел взгляда от Демарко.

– Но вот что интересно, – заговорил Хойл. – Среди убитых нет ни одной белой. Все афроамериканки с чуть светлой кожей. Что вы об этом думаете?

– Либо фетиш на девушек с подобным цветом кожи…

– Либо?

– Либо ненависть к ним.

Хойл улыбнулся. Он наконец отвел взгляд, чтобы проследить за бабочкой, которая проплыла по тихой улочке и села на куст клетры.

– Солнечная бабочка, – сказал он. – Phoebis sennae. Самка.

Он достал из кармана белый платок и промокнул им лицо и голову.

– Бабочки и колибри, – заявил Хойл. – Каждое лето мы от них страдаем.