напоминающую ковбойскую. Он сидел возле льва и поднимал за гриву огромную голову животного, покорно лежавшего у его ног.

Равнодушный Дёма заглянул один раз в альбом и продолжил невозмутимо насаживать на вилку колбасу и ломтики сыра. Своим отстранённым видом он привлёк Петровича.

— Дём, о чём задумался? — спросил хозяин дома, подливая водку в рюмку тихого гостя.

— Хорошо, что ты в Африке побывал, Петрович. Но лучше бы доброе дело там сделал, а не в животных стрелял… Да и здесь тоже, на родине, — вздохнув, ответил Дёма.

— Дёма, ничего ты не понимаешь. Охота — это инстинкты! Мы со зверем один на один. А лев… Ты знаешь, какой он умный? Это же схватка не на жизнь, а на смерть! Там адреналин прёт через край. Только сильные духом, только воины способны на такое! Как раньше, во времена императоров! Сильный слабого съест в один присест! — прозвучала коронная фраза Петровича.

Дёма неловко улыбнулся и, пожав плечами, положил руки на стол.

— Императоры охотились с копьями и луками, а ты — с винтовкой из засады на водопое. Так разве это схватка? Вон у тебя на стене висит шкура медведя. Ты же сам рассказывал, как на Вижае его зимой из берлоги доставал. Медведь в спячке был. И что же это, по-твоему, схватка? — спокойным голосом парировал гость.

— А ты, Дёма, попробуй сначала сам! Что же это, если не схватка? Мы, человеческий род, эволюционировали, изобрели порох, пулю, ружьё и при помощи ума завоевали лидерство в пищевой цепочке. Я умён и могу найти берлогу, а медведь глуп, раз не может спрятаться получше. Выходит, я сильнее, а он слабее. А будь он сильнее — тогда у него в берлоге висела бы моя шкура.

Мужчины хором засмеялись, отложили альбом, изученный от корки до корки, и переключились на разговор Дёмы с Петровичем. Дёма смутился от их смеха, но быстро собрался.

— Человечество и кроме пороха много чего изобрело: продуктовые магазины, фермерские хозяйства — это на случай, если тебе нечего будет кушать. Тир, чтобы пострелять для удовольствия. Искусственный мех, в конце концов. Медведю твоя шкура не нужна, Петрович. Он убивает, чтобы выжить, а не доказать другим животным свой ум. А раз ты хочешь с ним сразиться, так бери в руки нож и иди на медведя. Вот это будет честной схваткой и, если выживешь, станешь героем! Даже если не выживешь… Поступок всё равно смелый, — добавил Дёма.

По бане снова разнёсся смех. Петрович широко улыбнулся, демонстрируя белые ровные зубы, и старался скрыть небольшое раздражение, вызванное упрямством Дёмы. После шутки спор сошел на нет, тема охоты была исчерпана, как и политики. Время за разговорами пролетело быстро, солнце давно ушло за горизонт. Сытые, изрядно выпившие гости, казалось, обсудили всё, что их интересовало.

По подоконнику и крыше легко забарабанил весенний дождь. Мужчины начинали расходиться. Довольные и напаренные, они обнимали Петровича, жали руку своему кандидату, лидеру партийных списков и просто гостеприимному хозяину. Петрович провожал гостей и принимал тёплые наставления от своих будущих избирателей.

— Давай выпьем, Дём, — предложил хозяин последнему оставшемуся гостю. — Как там у них в каменном веке было?

— А я откуда знаю, как там у них было? — не поднимая глаз, добродушно ответил Дёма и наполнил рюмку Петровича.

— Я тебе скажу, как было: бей или беги! — продолжил забытую тему хозяин дома, оставшись с Дёмой наедине. — В жизни люди делятся на два типа: охотник, который бьёт, и добыча, которая в страхе убегает. Так вот, я отношусь к тем, кто бьёт, а ты из тех, кто бежит. Я охотник, и сын мой охотник, и отец был охотником. Мы бьём! — подытожил Петрович и выпил.

Петрович продолжал смотреть в лицо гостя, занюхивая водку горбушкой хлеба вместо закуски.

— Вот ты сидишь в своём офисе, Дёма. И кто ты? Ведущий специалист? В свой полтинник? А всё потому, что ты не охотник! Сражений избегаешь! А я тебе, Дёма, давно повторяю: будешь сидеть на месте, так и останешься в шестёрках. Ты не обижайся, не обижайся… Я тебе всё это говорю, добра желая.

— А я и не обижаюсь, Петрович. Не всё деньгами и должностями измеряется. Я живу согласно своим убеждениям, а по головам идти и портить другим жизнь — это не моё. Да и какое же это сражение, твоя охота?

— А вот такое! Я характер закаляю и сына своего правильно воспитываю! С детства беру его на охоту, человечищем будет! Ты посмотри: у него вся стена грамотами завешена. Там и за стрельбу, и за успехи в учёбе, на работе недавно первую получил. Скоро начальником станет! — разгорячился Петрович. — Характер нужно воспитывать, особенно с детства.

— Может, ты и прав, — заключил уставший Дёма.

Он посматривал на часы — время уже перевалило за полночь.

— Засиделся я, Петрович. Спасибо тебе! — вставая из-за стола, гость протянул руку хозяину дома.

Петрович крепко пожал её в ответ и помог Дёме сложить вещи в сумку. Он заботливо положил внутрь контейнеры с угощениями и вышел на улицу, чтобы проводить гостя, ожидавшего на террасе.

Уличные фонари освещали извилистую каменную дорожку, которая вела от бани до калитки. Путь пролегал через большой участок с двухэтажным домом, окружённым елями. Высокий забор закрывал от любопытных глаз.

Поднимаясь на декоративный мостик, Петрович взял под руку засидевшегося гостя:

— Ты не обижайся, Дём, не обижайся на меня! — похлопывая его по плечу, тепло сказал Петрович.

— А я и не обижаюсь. Я когда выпью, то на следующий день почти ничего не помню, ты же знаешь. Поэтому ты меня, если что, извини, Петрович, — пошатываясь на мостике, ответил Дёма.

После мостика дорожка стала шире. Гость шёл с левой стороны от хозяина и поглядывал в сторону зеленоватой лужайки, впитавшей влагу после короткого дождика. Сквозь редкие тучи пробивался свет луны, отражаясь в овальных лужах. Дёма наполнил лёгкие чистым воздухом и медленно выдохнул, поглядывая на Петровича. Тот перебирал связку ключей перед железными воротами с кованным узором.

Переступив за ворота, Петрович предложил вызвать такси, отговаривая гостя идти пешком. Дёма упрямо настаивал на своём. Жил он в двадцати минутах ходьбы вниз по тропинке, пролегающей через посадку. Петрович не хотел отпускать гостя одного, но Дёма утверждал, что собирается прогуляться на свежем воздухе.

— Подожди, Дём. Сейчас я сына позову, он тебя проводит. Здесь где-то бегал. Женя! Жень! — заорал Петрович в открытые двери ворот.

На зов вышел высокий паренёк лет двадцати трёх. Поздоровался с Дёмой и вопросительно посмотрел на отца.

— Женёк, проводи дядю Дёму до дома, —